Старик стал перебирать ключи. Сунул один из них в дверной замок, но он не подошел. Тогда он попробовал второй и третий.
– Да быстрее же, ты, старый болван! – заорал капитан.
– Не надо его торопить, – попросил сержант.
Дверь открылась. Они оказались в коридоре. Лучи фонариков бегали по беленым стенам. Комендант все еще крутил в руках ключ и посмеивался.
– Ну, надо же, подходит всегда самый последний.
Сержант между тем обнаружил то, что искал. Прямо рядом с дверью с внутренней стороны висела коробка под стеклянной крышкой. Капитан уже положил руку на основной переключатель и готов был повернуть его, когда сержант грубовато оттолкнул его в сторону.
– Нет! Не надо этого делать. Поднимитесь наверх в подъезд. Скажите мне, как только водитель мигнет фарами.
– Кто здесь командует? – возмутился капитан.
– Делайте, что вам говорят. – Он открыл коробку и осторожно дотронулся до ячейки первого предохранителя, моргая ресницами под очками в золоченой оправе, с виду такой добрый и мягкий человек.
Легким движением хирурга сержант вынул предохранитель с такой опаской, словно ожидал удара током, и сразу же вставил на место. Потом бросил взгляд на фигуру, стоявшую на лестничной площадке. Но капитан молчал. Сидевшие в грузовиках полицейские смотрели на окна дома и видели, как на одном этаже за другим свет сначала полностью отключался, а затем загорался вновь. Сержант поочередно вынимал предохранители. Второй, третий, четвертый. До него донесся взволнованный крик:
– Фары! Фары мигнули!
– Отлично! Пойдите и узнайте у шофера, на каком этаже. Только тихо.
– При таком ветре он нас не услышит, – раздраженно ответил капитан и исчез из вида. Буквально через несколько секунд он вернулся. – Водитель сказал, что это третий этаж. Как только отключилось электричество на третьем этаже, передача тоже ненадолго оборвалась. Сейчас она возобновилась.
– Прикажите оцепить здание, – сказал сержант. – И отберите человек пять, которые пойдут с нами. Он на третьем этаже.
Бесшумно, по-кошачьи фопо выпрыгивали через борта обоих грузовиков. С карабинами наперевес они стали приближаться к дому изломанной шеренгой. Их сапоги быстро смели с тротуара тонкий слой снега. Часть из них расположилась рядом со стенами дома, остальные образовали круг чуть поодаль, вглядываясь в окна. На них были солдатские шинели и новенькие каски. Их прямоугольные силуэты живо напоминали военные времена. Защелкали затворы, когда первые заряды стали осторожно досылать в патронники. Звуки посыпались тихим градом, но вскоре вообще прекратились.
Лейсер снял антенну с креплений и намотал ее провод на катушку, прикрутил ключ к крышке коробки с запасными частями, положил внутрь ее наушники и, скрутив в трубочку, спрятал лоскут шелка в ручку бритвы.
– Двадцать лет прошло, – недовольно пробурчал он. – И за двадцать лет они не придумали места получше.
– Зачем ты все это делаешь? – Она спокойно сидела на постели в своей ночной рубашке, обернувшись в плащ, словно в нем ей не было так одиноко. – С кем ты пытаешься разговаривать? – задала она еще один вопрос.
– Ни с кем. Меня никто не слышал.
– Тогда к чему это?
Ему надо было что-то ответить, но он не нашел ничего лучшего, чем сказать:
– Ради сохранения мира.
Надев пиджак, он подошел к окну и осторожно выглянул наружу. Снег лежал на крышах приземистых домиков. Ветер злобно гулял по ним. Посмотрев вниз, он отчетливо различил множество силуэтов тех, кто поджидал его внизу.
– Чьего мира? – спросила она.
– Свет ведь отключался, когда я был занят, верно?
– Отключался?
– Всего на секунду, как при перепаде напряжения?
– Да, мне что-то такое показалось.
– Выключи его совсем. – Он стоял совершенно неподвижно. – Выключай!
– Зачем?
– Мне хочется посмотреть на снег.
Она щелкнула выключателем, а он задернул неплотные шторы. Снег снаружи отражал бледное сияние неба. Они оказались почти в полном мраке.
– Ты обещал, что сейчас мы займемся любовью, – жалобно протянула она.
– Послушай… Как тебя зовут?
До него донесся хруст ткани плаща.
– Так как же? – повторил он хрипло.
– Анна.
– Вот что, Анна. – Он подошел к кровати. – Я хотел бы жениться на тебе, – сказал он. – В тот день, когда я тебя встретил в гостинице, где ты сидела и слушала пластинки, я сразу влюбился. Понимаешь? Я еще назвался механиком из Магдебурга. Ты меня слушаешь? – Он схватил ее за руки и встряхнул. В его голосе звучало напряжение.
– Увези меня с собой, – сказала она.
– Я так и сделаю! Я обещал, что буду любить тебя, а потом увезу в те места, о которых ты мечтала, понимаешь? – Он указал на плакаты на стене. – На солнечные острова, к морю…
– Почему?
– Запомни. Я силой привел тебя сюда. Ты думала, что я хочу заняться с тобой любовью, но я достал нож и стал тебе угрожать. Сказал, что, если ты хоть пикнешь, я убью тебя этим ножом, как… Как я убил того парнишку. Я все тебе рассказал и грозил убить.
– Почему?
– Я хотел воспользоваться передатчиком. Мне нужна была для этого комната, понимаешь? Место, откуда можно вести передачу. У меня не оставалось выбора. Я схватил тебя и воспользовался твоим домом. Запоминай. Если они начнут задавать тебе вопросы, ты только так должна на них отвечать.
Она смеялась. Смеялась от страха. Потом откинулась на постели неуверенным движением, приглашая его взять ее, словно только этого ему сейчас и хотелось.
– Если начнут спрашивать, помни, что отвечать. Как я сказал.
– Сделай меня счастливой. Я люблю тебя. – Она выбросила руки вверх и притянула к себе его голову.
У нее были холодные, влажные и тонкие губы. Лейсер хотел отстраниться, но она удерживала его. Он напрягал слух, чтобы не пропустить ничего из-за шума ветра, но до него не доносилось ни звука.
– Давай с тобой немного побеседуем, Анна, – предложил он. – Ты одинока? Кто у тебя есть?
– А кого ты имеешь в виду?
– Родителей, парня. Кого угодно.
В темноте она помотала головой.
– Только ты.
– Тогда послушай меня. Позволь мне застегнуть пуговицы на твоем плаще. Я хочу сначала поговорить. Расскажу тебе о Лондоне. Держу пари, тебе интересно будет узнать, что за город Лондон. Я однажды пошел гулять под дождем и встретил человека у реки. В самый ливень он пытался что-то рисовать на тротуаре. Представляешь? Рисовать мелом на асфальте под проливным дождем! А дождь, конечно же, сразу смывал его рисунки.
– Иди ко мне! Иди же!