Коллинз ответил, что сходит сам, и ушел. Через минуту он вернулся вместе с посетительницей.

Кэрри Мерфи, одетая в коричневое пальто с ондатровым воротником и крошечную фетровую шляпку в тон, чудом державшуюся на самой макушке, твердым шагом проследовала за адвокатом в кабинет с выражением отчаянной решимости на лице. Сейчас она выглядела моложе, чем тогда, в рабочем халате. Пока Коллинз помогал ей снять пальто и придвигал стул, Фокс испытующе смотрел на нее. Он сразу понял, что явилась она вовсе не для того, чтобы рассказывать про большую белую птицу из сна.

Женщина села, устремила на юриста прямодушный взгляд и произнесла:

– Я прежде не имела дел с адвокатами, но раз вы представляете Эми Дункан, видно, вам-то я и должна все выложить. Эми попала в беду, верно? Знаете, в вечерней газете пишут… Ее подозревают в убийстве Тингли?

– Это слишком сильно сказано, – ответил Коллинз, – но в целом – да, она под подозрением.

– Так вот, она ничего не совершала! Она приехала на фабрику в восьмом часу, так?

– Правильно. В десять минут восьмого.

– А когда зашла в кабинет, ее ударили по голове?

– Правильно.

– А очнулась она не раньше восьми?

– Все так.

– Она ведь не могла этого сделать, пока лежала без чувств, верно? А мистер Тингли был еще жив, потому что в восемь часов он разговаривал по телефону.

Глава тринадцатая

Фокс на мгновение сощурил и тут же вновь широко раскрыл глаза. Коллинз склонил голову набок и нахмурился.

Адвокат произнес:

– Это весьма… примечательное утверждение, мисс Мерфи. Надеюсь, вы знаете, о чем говорите?

– Да, – твердо ответила она.

– Это с вами Тингли говорил по телефону?

– Нет. С мисс Йейтс. – Она сглотнула, но глаза ее оставались спокойными, а голос ничуть не дрожал. – Во вторник вечером я заглянула к ней домой. Мы кое-что обсуждали, и ей… пришлось позвонить мистеру Тингли. Они проговорили три-четыре минуты. Мисс Йейтс звонила ему в кабинет. Когда она повесила трубку, была одна или две минуты девятого, потому что сразу после этого явилась ее подруга, и я ушла. Было восемь с копейками.

– Вы посмотрели на свои часы? Они не врут?

– Каждый день в шесть часов я сверяю их по радио. В любом случае разговор о времени заходил, так как мисс Харли, подруга мисс Йейтс, должна была прийти в восемь. Она явилась вовремя.

– Вы сами слышали, как мисс Йейтс звонила Тингли?

– Разумеется. Я была рядом.

– А сами вы с ним говорили?

– Нет.

– Но все же уверены, что это был Тингли?

– Конечно. Она говорила с ним о… том деле, которое мы обсуждали.

– О чем же именно?

– Это… – Мисс Мерфи заколебалась и снова сглотнула. – Это касалось дел фирмы. Если я расскажу, меня могут уволить. Запросто. Вчера я говорила мисс Йейтс, что ради Эми мы должны об этом рассказать. Она ответила, что в этом нет необходимости: Эми невиновна и обязательно выпутается. Но когда я прочла вечернюю газету… то решила рассказать вам о том телефонном звонке. Этого вполне достаточно. Дело, которое мы обсуждали, тут ни при чем.

– Вы часто заглядываете к мисс Йейтс?

– О нет, очень редко.

Коллинз откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на женщину.

– В общем, так, мисс Мерфи. Если мы передадим эти сведения в полицию, даже не сомневайтесь: они с вас живой не слезут, пока не допытаются, какое дело вы обсуждали с мисс Йейтс. Ведь именно о нем она беседовала по телефону с Тингли. Они непременно спросят и у нее, их будет интересовать каждое слово. Боюсь, мы будем вынуждены поделиться с полицией, потому что все равно не сможем с толком распорядиться столь отрывочной информацией. Мне очень жаль – не хотелось бы втягивать вас в неприятности, но что поделаешь.

Она в упор посмотрела на него:

– Если я разболтаю, мисс Йейтс об этом узнает.

– Не обязательно. Может, она сама решит все рассказать, и нам не придется вас выдавать. Попробуем вас спасти.

– Ну хорошо. Сказала «а» – говори и «б». Это долгая история.

– У нас вся ночь впереди.

– О, не настолько долгая. Вам, безусловно, известно о хинине.

– Да.

– Так вот, мы занимались расследованием целых три недели. Поголовно опросили всех работниц. И конечно, пытались предотвратить новые случаи. На складе и в упаковочном цехе на первом этаже поменяли замки. Наверху был установлен ежеминутный надзор. Мы с Эдной Шульц знали, что мистер Тингли велел мисс Йейтс и мистеру Фраю приглядывать за нами, но они не знали, что и мы приглядываем за ними. Однажды он вызвал нас с Эдной в свой кабинет и сказал, что не подозревает ни нас, ни мисс Йейтс, ни мистера Фрая. Но ему приходится вести себя так, будто мы все под подозрением. Только он не хочет, чтобы мисс Йейтс и мистер Фрай об этом знали. – Она выпалила все это одним махом, явно желая побыстрее покончить с неприятной задачей. – Когда заварилась вся эта каша, смесители и конвейеры находились под непрестанным наблюдением кого-нибудь из нашей четверки. Если смесью занимались Эдна или я, мисс Йейтс либо мистер Фрай снимали пробу, перед тем как смесь выгружалась в лотки, отправлявшиеся на фасовочный конвейер. Они делали это открыто, а еще выкладывали немного смеси в специальную баночку, наклеивали этикетку с номером смеси и относили мистеру Тингли на пробу. Но когда смесь делали мисс Йейтс или мистер Фрай, мы с Эдной забирали образец на пробу втайне от всех. Хозяин велел нам не приносить пробу ему в кабинет, потому что прежде мы почти никогда туда не заходили и нас обязательно заметили бы и стали расспрашивать.

– Где же вы ее оставляли? – перебил ее Фокс.

– Я относила баночку в раздевалку и прятала в карман своего пальто, а мистер Тингли приходил и забирал ее. Эдна делала то же самое. Это было совсем несложно, ведь в наши обязанности входило выгружать продукт из смесительных баков. И все же я, видимо, утратила бдительность, потому что во вторник после обеда мистер Фрай застал меня за этим занятием и страшно разозлился. Он потащил меня в цех соусов и заставил во всем признаться. Потом пришла мисс Йейтс, и он рассказал ей об этом. Мисс Йейтс возмутилась и сказала, что все работницы, в том числе мы с Эдной, находятся в ее ведении и она сама уладит дело. Они разругались в пух и прах. Мистер Фрай пришел в такую ярость, что совсем потерял дар речи и выскочил из цеха. Мисс Йейтс спросила, что это мне взбрело в голову, и я поняла, что попала в переплет. Я разволновалась, мало-помалу мы обе вышли из себя. Понятно, что мне только и оставалось пойти к мистеру Тингли и обо всем ему доложить. Я выскочила из цеха соусов и побежала к кабинету. Он оказался закрыт. Я постучала и услышала голос мистера Тингли: он крикнул, что занят и его нельзя беспокоить.