Он глотнул из фляги, повернулся к мареву спиной и помчался изо всех сил к зловонному ущелью. Не прошло и нескольких минут, как человеческие скелеты, а потом и кости Кррха снова были перед ним.
«Там ходишь, ходишь, а выхода нет… ни вперед нет, ни назад…» – прозвучали в памяти слова тангута. Кажется, так оно и было.
Опершись на посох, Клим уставился на клубившуюся неподалеку дымку. Затем промолвил:
– Что скажете, бояре? Какие будут предложения?
Джинн впал в задумчивость, зато котяра откликнулся сразу:
– Как говоррил один мой знакомец, элементаррно, Ватсон! Глаза тебе отводят. А я вот вижу все опрределенно и ясно.
– В самом деле?
– У меня много талантов, твое величество, а к ним – безошибочное чутье. – Хатуль мадан спрыгнул на землю. – Думаю, нам таки сюда. На прравое ухо от этих костей.
Брезгливо подергивая лапами, он обошел скелет несчастного оборотня и остановился в ожидании.
– Что ж ты сразу не сказал, прыткий мой! – проворчал Клим.
– А ты бы чему поверрил, своим глазам или мне?
Пожав плечами, Клим зашагал за серым проводником. Шли они не к мерцавшей на севере мгле, а как будто бы забирая к востоку – он ощущал, что солнце, перевалившее зенит, греет плечи и затылок. Все та же равнина, пустая и бесплодная, лежала перед ним, но человеческие останки – ни черепа, ни отдельные кости – больше не попадались. Означало ли это, что они идут по верному пути? В отвод глаз Климу не очень верилось, но эти слова могли трактоваться совершенно иначе – например, как защитный периметр с иллюзорными миражами или с воздействующим на психику излучением. Он размышлял на эти темы и старался не глядеть на полупрозрачное марево, которое как бы удалялось от них или, во всяком случае, не становилось ближе.
Потом что-то произошло. Словно бы лопнула некая струна или завеса, упругая, прочная, но поддающаяся усилию мышц и давлению тела. Этот разрыв был беззвучным, но чудилось, что в воздухе – или в подсознании – раздался звон, тонкий, как писк комара. Плоская равнина не исчезла, не растворилась без следа, но стала теперь обрамлением для иного пейзажа – кратера километровой ширины с обрывистыми склонами, из которых торчали каменные глыбы, опаленные огнем. И в центре этой воронки, выбитой в плоти земной, пряталась, будто паук в засаде, злая звезда – огромный космический корабль.
Клим не смог бы описать его вид и очертания; из центрального ядра, частью скрытого массой расплавленных камней, торчали пучки труб и остроконечных мачт, наросты, подобные распластавшимся по корпусу морским звездам, странные конструкции, ребристые, угловатые или закрученные спиралью, параболоиды антенн и направленные к краям воронки конические штыри. Кое-где обшивка прогнулась и треснула, или, возможно, это были не следы разрушений, а приоткрытые люки необычной формы и стыковочные порты. Корпус и выступающие из него устройства заволакивала темная пена, то ли защитное покрытие, то ли выгоревшая внешняя оболочка. Несомненно, корабль странствовал среди звезд не один год, даже не одно столетие; он выглядел древним, как египетские пирамиды или останки Ноева ковчега. Но все же он не казался развалиной, рухнувшей на планету и не способной вновь подняться в небеса, в нем ощущалась скрытая мощь и злая упорная сила.
Долго Клим его не разглядывал; выпил оставшееся во фляге зелье, посадил кота на плечи и начал спускаться вниз. Время пошло, даже побежало – через час или чуть раньше он будет нуждаться в пище и отдыхе. Конечно, если сам не станет пищей шептуна.
Вздрогнув при этой мысли, он крепче стиснул арбалет с отравленной стрелой. Впереди, под выступом, похожим на орудийную башню, темнело рваное отверстие входа. Пол камеры, что была за ним, покрывали обломки камней и земля, – видимо, уборкой экипаж не утруждался и роботов сюда не посылал. Из этого отсека расходились три тоннеля, тихих и сумрачных, освещенных неяркими полосками, бежавшими по сводам. Клим остановился перед ними и оглядел каждый проход, бормоча:
– Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – лишишься злата-серебра, прямо пойдешь – живому не быть. Двинуться, что ли, направо? Конь у меня уже потерян…
Баюн завозился на его плечах, защекотал усами шею, спрыгнул наземь и промурлыкал:
– Пррямо, сударрь мой, только пррямо. Так говоррит мое чутье. И если найдешь супостата, живому ему не быть. Убей кррысу на месте!
– Посмотрим, кровожадный мой. Убийство вообще-то греховное деяние, – сказал Клим и махнул рукой джинну. – Бахлул, надо проверить этот тоннель – куда он ведет и кто там обитает. Сразу никого кончать не будем, вдруг столкуемся. Ну а если уж не выйдет…
– Ничто в мире не свершается без греха, о шахиншах, – напомнил джинн и умчался вперед.
Минут пятнадцать они блуждали в нижнем ярусе звездного корабля, пробираясь в путанице коридоров и отсеков. Тут были ангары с застывшими в них механизмами, жуками, летающими тварями и огромными многоногими роботами, которых Клим прежде не встречал. Бесконечной чередой тянулись палубы, склады и хранилища, набитые непонятными устройствами, тысячами контейнеров, емкостями с чем-то жидким, отливавшим ядовитой зеленью. В гигантском зале перед Климом открылась шахта, на дне которой, среди переплетения изогнутых труб, копошились пауки, что-то ремонтировали или, наоборот, разбирали. Из шахты доносился грохот, единственный звук, нарушавший мертвую тишину сумрачного корабельного лабиринта. Наконец они вышли к широкому пандусу, закрученному спиралью. Пандус вел наверх, к мерцающим на стенах световым полоскам, и казалось, упирался прямо в потолок. Кот направился к нему.
– Чутье подсказывает, что нам сюда. Шагай за мной, величество, ммне сомневайся.
– Я вижу ослепительный свет, – промолвил джинн, паривший у самого свода. – Здесь большая арка, о повелитель вселенной. Арка, а за нею чертоги из хрусталя, достойные Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! Просторный великолепный покой, какого я еще не видел! Пол тут выложен чистым серебром, и всюду сияют светильники!
Клим стремительно взбежал по пандусу, висевшему в пустоте, будто без всякой поддержки. Арка вела в большой отсек, вытянутый в длину и простиравшийся на сотню или более шагов. Его овальные стены, плавно переходившие в потолок, были прозрачными, и за ними виднелось множество цилиндрических ячеек, залитых потоками яркого света. В каждой – раздутое тело шептуна с приникшим к нему крохотным существом, сидевшим точно наездник на огромном черве. Эти небольшие создания напоминали амеб с тонкими нитевидными щупальцами; нижние отростки впивались или прорастали в спины и бока шептунов, верхние трепетали и подрагивали, иногда касаясь прозрачной стенки. Клим застыл, взирая на этих монстров, и вдруг на одном из верхних щупальцев раскрылся глаз. Темный, круглый, выпуклый, он бессмысленно уставился на пришельца.
– Инкубатор, – пробормотал Клим, – инкубатор, где подрастает их потомство… Вот кого кормят шептуны!
Эти твари высосали все живое в округе, лесное зверье, скотину и тысячи людей, считая с погибшими воинами. Теперь их плоть стала пищей для крошечных чудовищ, принесенных кораблем из неведомого мира. Они будут расти и размножаться, пустошь станет их владением, а мир, в который они попали, – охотничьим угодьем. Ибо всему, что растет и размножается, нужна еда.