Остановив вездеход за первым же сараем, он выбрался из него с винтовкой наперевес.
– Что мне делать?! – услышал он голос девушки. – Выходить?
Борланд ничего не ответил. Он не знал ответа на этот вопрос. Импровизация в качестве его фирменного стиля здесь не подходила. На кону была не только его жизнь.
– Вылезай и прячься в кустах, – сказал Борланд, глядя из-за дерева на зависший в небе вертолет. – Я задержусь на минутку.
Киев, Подольский район
12 января 2012 г.
10:57
– Что значит «вылечилась»? – спросил Фармер с недоверием. – Как это?
– Ну, вот так. – Литера подпрыгнула несколько раз на мостовой, словно проверяя, хорошо ли сидят новые сапожки. – Теперь вам не надо прятать глаза каждый раз, когда со мной разговариваете.
Уотсон снял очки, медленно протер их платком.
– Если это правда, то я за тебя очень рад, – сказал он. – Извини, что не демонстрирую бурный восторг, но, честно, я рад.
Литера обняла его за шею и шутливо сделала вид, что пытается опрокинуть.
– Фармер, сфоткай нас, – сказала она. – Я теперь здоровая, как вы! Можем и побороться!
– Эта видеокамера не фоткает. – Фармер бережно привел свою «соньку» в рабочее состояние, сдунув мифическую пыль. – Только фильмы снимает.
– Тогда сними фильм! Давай, я уже слова себе придумала.
– Погоди, кассету отмотаю… готово!
Литера поправила шапочку, убрала волосы, улыбнулась.
– Можно? – спросила она.
– Да.
– Всем привет, это Литера. – Девушка чуть посмотрела в сторону, затем снова в камеру. – Не знаю, будет ли это кто-то потом смотреть, но на всякий колбасный… Фармер! Держи камеру прямо!
Виновато улыбнувшись, Фармер поправил ракурс.
– В общем, дорогая моя больничка, – произнесла Литера. – Имею честь сказать, что я чувствую себя прекрасно и что вы мне осточертели до невозможности. Потому я вас покидаю. Лечить вы не умеете, зато заболеешь с вами в два счета. Надеюсь, когда-нибудь вы наберетесь смелости посмотреть записи, которые делаете не пойми зачем, и в вас заговорит совесть. А еще я искренне желаю, чтобы вас закрыли на фиг. Я потопала домой. Все, выключай.
Она засмеялась. Фармер чуть усмехнулся и остановил запись.
– И что это было, во имя Шакти? – спросил он. – Ты что, врачам это покажешь?
– Врачам мы не нужны, Фармер! – Порозовевшее на морозе лицо Литеры сияло счастьем. – Мы сами живем, как хотим! Я еще схожу к ним один раз, бумажки заберу. Ну и кассету суну в коробочку. Они же всегда ее прямо в кладовке хранят.
– Должен сказать, это будет не просто шутка, – кашлянул Уотсон. – Это будет жест. Решившись на него, ты дашь понять, что рвешь с ними все связи.
– Зачем мне связи с домом страданий?
– Соглашусь, в твоих действиях есть логика. Впрочем, если тебе нужен некий символ…
– Ой, да прекрати! Ты бываешь такой зануда!
Московская Зона, третий день
18 марта 2014 г.
19:23
В темноте нельзя было понять, к какой организации принадлежал вертолет. Наверняка одно из подразделений «Тектона», вот только какое? Разумеется, не Уотсон отослал «вертушку» в погоню – он не имел такого влияния, да и сама затея была лишена смысла. После привязки к новым владельцам жетоны теперь были бесполезными кусками пластика или из чего там они были сделаны… Если же в воздухе сейчас летают представители другой силы, то все равно невозможно определить, чего они хотят и почему обстреливают машину своей же компании.
Борланд ощутил ледяное, до дрожи морозящее раздражение. Впервые в жизни ему не хотелось знать, кто его очередной враг. В таком знании не было никакого смысла. Влезаешь в войну, разбираешься с нею и обнаруживаешь, что всего-навсего перебрался на новый уровень. Эта схема опиралась на весь фундамент человеческих взаимоотношений, развивавшихся от зари времен, и простиралась в небеса выше, чем небоскребы Сити. И на ее вершине бушевало пламя, сжиравшее каждого, кто поднимется по трупам врагов достаточно высоко, и этот огонь не затушить ничем.
Вертолет водил прожектором по сторонам, ища водителя брошенного вездехода. В ночном небе он выглядел дерзко, мощно, как и положено первопроходцу. Как-никак, первое воздушное средство передвижения в Московской Зоне, карающее по своему усмотрению. Третий день, всего лишь чертов третий день, и кто-то уже летает над зараженной территорией, не боясь ни воздушных аномалий, ни редких смельчаков на земле. Очередная ступень в завоевании Зоны теми, кто возжелал видеть ее у своих ног. Вполне естественно смотрится на фоне вездеходов, будто рассчитанных на попирание колесами остатков прошлой цивилизации. Оборудованных новыми детекторами, созданными против новых аномалий. Готовыми к новой модернизации. Прямо сейчас в убежищах по всему городу зарождалась новая сталкерская идеология, в которой нет места размышлениям, импровизации, одиночным действиям. В ней у руля станет новая логика, по которой сталкерам старой школы ничего не останется, кроме как послужить короткое время материалом для изучения и оказаться выброшенными за борт. Возможно, былое сталкерство оставалось последним занятием в мире, рассчитанным на одиночный путь. И в Москве, и в последующих Зонах, если они появятся, все будут решать организованные группы. Удочка сменилась сетью, и качество перейдет в количество.
Все это было ясно Борланду, ясно и четко, словно вертолет разбрасывал рекламные листовки с написанной на них истиной. Заканчивался третий день Зоны, и Борланд увидел достаточно, чтобы не желать присутствовать на четвертом.
Но дать последний урок новому поколению авантюристов он все же мог. Вертолет перед ним, чувствующий себя хозяином неба, являлся символом всевластия. Борланд намеревался переписать его значение и постараться, чтобы его послание дошло без потерь.
Из широкой сумки, прикрепленной к костюму на животе, он достал небольшой серый шар. Артефакт, найденный им в Измайловском парке. Аккуратно прицепил его на ствол винтовки.
– Сталкеры не продают артефакты, если можно использовать самим, – прошептал он. Он не помнил точно, кто именно сказал ему эти слова. Может, Бергамот. Или Технарь. Или даже Доктор. А может, он сам это всегда знал. Список правил, спасающий жизнь в Зоне, пестрел невиданным множеством пунктов, и любой из них всплывал в памяти каждый раз, когда была необходимость.
Прицелившись, Борланд нажал на спуск. Ему был нужен одиночный выстрел – как и любому уважающему себя сталкеру, не бросающему на ветер ни слова, ни пули.
Тяжелый кусок металла, вылетев из ствола, прошел сквозь артефакт, превратив его в микроскопические капли. Получив неимоверный, концентрированный заряд энергии, пуля полетела быстрее в десятки раз, толкая перед собой заряд раскаленного воздуха, разрушающий все, что попадется на его пути.