– Подайте ради Христа, – дежурным голосом сказала убогая, дойдя до Андрея Ильича.
Андрей Ильич подумал, вытащил наружу карманы тренировочных штанов и потряс ими. Один был совсем дырявый, из второго высыпалось немного подсолнечной шелухи.
– Ничего нет, – констатировал Андрей Ильич.
Убогая посмотрела равнодушно и выпростала из своих одеяний бумажный листочек в файловой папке:
– Просили передать.
Боголюбов не глядя взял папку.
– Вы вчера были на похоронах? Я вас не видел.
– Упокой, Господи, душу грешную, – выговорила убогая и вознамерилась уходить.
– Зачем после похорон вы пошли в музей? Кто вас пустил?
– Сама иду куда хочу, – сказала она. – Для вас замки и засовы, для нас сады и просторы.
– Как вы попали в парк? Через служебный вход? Вы видели, кто его открыл?
– Ты бы свои-то глаза открыл, – посоветовала убогая. – Уезжать тебе надо. Может, еще успеешь.
– Куда? – осведомился Боголюбов. – На последний пароход?
Убогая зорко посмотрела по сторонам, нагнулась и погладила Мотю, крутившуюся вокруг ее черного подола.
– Всякая тварь – живая душа. Погубить живую душу – грех.
Свернутой в трубку файловой папкой Андрей Ильич почесал себя за ухом. Он решил ни за что не смотреть, что там написано, покуда убогая не уберется прочь.
– Уезжай, – повторила она. – Ты тоже живая душа. А тебя погубить хотят.
– Кто? – не удержался Андрей Ильич. – Злодеи?
Она все не уходила. Очевидно, задание было выполнено не до конца – в том, что она выполняла чье-то задание, Боголюбов нисколько не сомневался. Что-то требовалось еще, чего он пока не сделал. Может, он должен прочесть, что там написано, непременно при ней, а она должна передать, как он изменился в лице, побледнел, упал в обморок или что-то подобное!..
– Хороший у вас город, – выдал Боголюбов. – Просторный, чистый. И люди все хорошие! Как один.
Убогая изменилась в лице.
– Люди есть люди, – процедила она. – Грешные, страшные. Собаки не грешат. Неразумные они. Ни в чем не виноваты.
– Не знаю, как ваши собаки, – заявил Боголюбов. – А наши разумные!.. Мотя, покажи тете, как весна пришла!
Мотя ни с того ни с его брякнулась на траву и стала кататься туда-сюда. Боголюбов захохотал, и убогая засмеялась с изумлением. Спохватилась и замолчала.
– Уезжай, – сказала она Боголюбову неуверенно. – Послушай меня.
– Вы тем, кто вас прислал, привет передавайте. – Боголюбов нагнулся и файловой папкой почесал за ухом на этот раз Мотю. – Скажите, что я пока остаюсь.
Она пошла по дорожке, он провожал ее глазами. У калитки приостановилась и оглянулась.
– Погода-то какая! – издалека прокричал приготовившийся Боголюбов. – Сказка, да? А когда в этом году Пасха?
Убогая скрылась, а он зашел в дом.
Мобильный телефон лежал в спальне на тумбочке. Андрей Ильич совершенно про него позабыл – в этом городе телефон казался чем-то лишним, чужеродным и даже немного глуповатым. Ну кому здесь звонить?.. Все рядом, только улицу перейти!.. Да и в доме есть нормальный телефон, никакой не мобильный. Если кому-нибудь взбредет в голову его разыскивать, можно позвонить в музей или «на квартиру», больше ему быть негде! Разве что закусывать у Модеста в трактире «Монпансье», но до него дойти два шага, да и там есть телефон!..
Андрей разыскал номер старого приятеля Володи Толстого, который директорствовал в Ясной Поляне. Вот в Ясную Поляну позвонить – милое дело! До нее не дойдешь.
– Владимир Ильич, – сказал Андрей, когда ответили. – Привет, это Боголюбов.
– Рад слышать, Андрей. Ты где? В Переславле? Ты вроде собирался.
– Да, уже несколько дней. У меня к тебе деловой вопрос.
Пока Володя давал разъяснения по деловому вопросу, Боголюбов, придерживая трубку плечом, вытаскивал из буфета тарелки, вилки и стаканы. Посуду он купил в лавке под названием «Скопинский фарфор» на углу Красной площади и Земляного Вала. Тарелки были большие, увесистые, с красивыми картинками. Еще ему очень понравилась «миниатюра» – называлась она «Медведь на воеводстве». Коричневый, гладкий, хитроватый фарфоровый медведь с бердышом на плече стоял на задних лапах возле фарфорового пня. Андрей Ильич заодно купил и миниатюру тоже.
– Спасибо, Володь, – сказал он, когда Толстой все ему разъяснил. – Приезжай ко мне. Я тут только охоту-рыбалку разведаю, и приезжай.
– Приеду с удовольствием, – откликнулся Володя. – Сейчас лето подойдет, и приеду. В усадьбе работы прибавится, зато всякие совещания-заседания до осени затихнут. Ты не поверишь, как мне надоело заседания заседать!..
Боголюбов ему посочувствовал. На заседаниях он тоже чувствовал себя лишним, неуместным, косноязычным и с тоской думал только о том, что время уходит, бездарно растрачивается, упускается, и не остановить его не вернуть.
Напоследок он спросил Толстого, когда в этом году Пасха, кинул телефон на кровать, выволок на улицу посуду и стаканы и поставил на крыльцо. Мотя сунулась понюхать.
– Это человеческая посуда, а не собачья, – строго сказал Боголюбов. – У тебя своя есть! Надо нам миску купить, что ли…
Он вытащил из-за пояса тренировочных штанов мятую папку, уселся на крыльце и быстро прочитал.
«Уважаемый Сергей Георгиевич, считаю своим долгом предупредить вас о том, что вновь назначенный директор музея изобразительных искусств и музейного комплекса Боголюбов А. И. обладает крайне подмоченной репутацией. В отношении него в 2012 г. проводилось служебное расследование по факту превышения полномочий на его тогдашнем месте работы. Во время своей трудовой деятельности Боголюбов А. И. не раз демонстрировал полную и вопиющую некомпетентность, что должно быть хорошо известно в Министерстве культуры, которое вы возглавляете. Наш музейный комплекс является учреждением всероссийского значения, культурным центром области и всего края. Под руководством Боголюбова А. И. все достижения могут быть утрачены, ибо он человек невежественный. Прошу вас пересмотреть решение о назначении Боголюбова А. И. на эту должность». Число и подпись.
Подпись Анны Львовны. Число – за день до того, как Боголюбов сюда приехал. Сверху на бумажке стоял синий прямоугольный штамп «Копия».
– Крайне подмоченная репутация – это какая? – спросил Боголюбов у Моти. – Она или подмоченная, или уж тогда абсолютно сухая и кристально чистая! И зачем мне это принесли? И что я должен с этим делать? Ехать в министерство разбираться? Требовать объяснений у подчиненных?
Мотя стучала по ступенькам хвостом и ответов на вопросы не знала.
Боголюбов скомкал листок и зашвырнул его в коридор. Потом встал, подобрал, расправил и отнес в кабинет. Опять рассердился, скомкал и кинул его в угол.