Модест кивнул, принимая объяснение, повернул и подтолкнул официанта, вознамерившегося положить перед клиентом папку, ушел за стойку и вернулся со штофом зеленого стекла, двумя стопками и тарелкой, на которой было разложено розовое сало.
– Позвольте угостить нового директора. – Он водрузил на скатерть тарелку и ловко разлил по стопкам водку. – Ну, с приездом и для аппетита!
Они чокнулись и синхронно опрокинули.
– Закусить, закусить, Андрей Ильич! Мы сальце сами солим, к нам за ним из Москвы едут!
Боголюбов закусил.
– За что же в столице такое к нам неуважение и недоверие оказывают?..
– В каком смысле?
– Да вот… вас прислали! Вы ведь небось человек занятой, к столичной жизни привычный! А у нас тут тишина, скука. Неторопливость наблюдается. Неловко вам здесь будет. Да и вникнуть надо. А Анна Львовна тридцать лет музей содержит так, что любо-дорого, в иностранных путеводителях он обозначен! И такое к ней нерасположение вдруг проявилось! Она ведь и при покойном директоре все сама, все сама. До всего доходила, во все дела вникала!..
Боголюбов подцепил с тарелки еще кусок.
– Вкусное у вас сало.
– Стараемся. Да вы кушайте, кушайте!.. Костик, поторопи там соляночку!.. Чтоб огненная была!.. У нас ведь какие слухи ходят? У нас поговаривают, что не просто так из столицы человека присылают, а за каким-то надом!.. Стало быть, музею нашему теперь крышка.
– Почему? – удивился Боголюбов.
…На самом деле это интересно, что хозяин ресторана «для туристов» так широко осведомлен о жизни музея! Болеет, можно сказать, за музейное дело!
– Так говорят, – уклончиво ответил Модест Петрович. – А вы ведь с Анной Львовной незнакомы?
Боголюбов отрицательно покачал головой.
– Так сейчас и познакомитесь!.. – Андрей Ильич перестал жевать и воззрился на собеседника. – Все, все у нас будут, и Анна Львовна, и Ниночка, и Дмитрий Павлович, и Александр Игоревич, все музейные!.. И сам Сперанский обещался! Банкетик-то как раз для них формируем. Провожаем, так сказать, Анну Львовну на заслуженный отдых, уезжает она от нас. Вы к нам, а она от нас, вот как получается.
…Вот это совсем не дело. Знакомиться с сотрудниками в трактире «Монпансье» в планы Боголюбова не входило. Нужно быстро поесть и убраться восвояси. А то еще Анна Львовна взволнуется!..
– Модест Петрович, – душевно попросил Боголюбов, – ну что я буду портить людям праздник и застолье! Вы мне поесть дайте, и я пойду вещи разбирать.
– Как же так? Знакомиться не хотите?! Не по-людски как-то получается.
Андрей Ильич, разумеется, предполагал познакомиться, но… на своей территории и на своих условиях. Он должен оценить каждого сотрудника правильно, как известно, первое впечатление почти всегда самое верное. Боголюбов знал, что никто из них не ожидал его назначения, и прежде всего он должен посмотреть, как они станут на него реагировать – на работе, в кабинете, где угодно, только не в трактире!.. Да и водки он уже тяпнул и теперь чувствовал, как налились жаркой краснотой щеки и уши. От водки у него всегда делался вид на манер Петрушки из детской книжки!
Официант принес глиняный горшочек, накрытый сверху ломтем черного хлеба, и трепетно поставил перед Боголюбовым. Модест Петрович поднялся.
– Ну, приятного аппетита!.. Соляночка у нас знатная, специально из Москвы едут на нашу солянку… Да вот и первые гости. Дмитрий Павлович, дорогой, проходите, заждались!..
Андрей Ильич снял с горшочка хлеб, понюхал сначала ломоть, потом солянку. Посолил и поперчил. Поворачиваться ему не хотелось, и вдруг стало так неловко, что взмокла шея. Он уткнулся в горшочек и стал хлебать огненный суп. За спиной у него происходило какое-то движение, отодвигались стулья, раздавались громкие голоса:
– Сюда, сюда, здесь не дует!.. Анна Львовна, может, вам креслице? Нинуль, смотри, какой букетик прекрасный! Поближе, поближе!.. А жюльен будет? Так люблю жюльен!.. Все, все будет!..
Боголюбов ел. Кот, которому надоел шум, презрительно дернул ушами и мягко вспрыгнул на стул напротив Андрея Ильича. Тот скорчил ему рожу.
Модест Петрович загудел приглушенным басом – бу-бу-бу, – и Боголюбов понял, что вот-вот начнется. Говорят про него, сейчас кто-нибудь подойдет. И рассердился.
Он положил ложку, еще посмотрел на кота, поднялся и повернулся.
– Добрый вечер, – громко и весело поприветствовал он компанию за столом. Разговоры вмиг смолкли. Модест Петрович отодвинул губы от уха представительного молодого мужчины, перестал гудеть и уставился на него. – Меня зовут Андрей Ильич Боголюбов!.. Я назначен новым директором музея изобразительных искусств и всего музейного комплекса, так сказать, в целом!.. Я ни в чем не виноват, меня министр культуры назначил. Хотя можно успеть подсыпать мне в солянку толченого стекла, я еще не всю доел.
И поклонился. За столом молчали.
– Остроумно, – произнесла наконец дама, судя во всему, оскорбленная его назначением Анна Львовна. – Присоединяйтесь к нам. Никто не возражает?
– Конечно, нет, Анна Львовна!
Молодой мужчина поднялся – он был высокий, широкоплечий, с приятным русским лицом, – и пошел в обход стола к Боголюбову.
– Дмитрий Саутин, бизнесмен, занимаюсь тут делами понемногу…
– Дмитрий Павлович очень помогает музею, – сказали из-за стола. – И в администрации за нас заступается, и праздники устраивает, и книжки за свой счет печатает.
Они сошлись на середине зала и пожали друг другу руки.
– Давайте, давайте к нам! Ловкий ты человек, Модест Петрович, вот какую нам встречу организовал в неформальной обстановке!.. И здесь успел.
– Да я тут при чем?.. Он сам пришел, поесть попросил…
– Добрый вечер, – пробормотал Александр Иванушкин и проверил, надежно ли застегнут ворот его клетчатой рубашки.
– Да мы уже виделись.
– Мы днем виделись, а теперь вечер…
И тут заговорили все разом:
– Дамам шампанского подать?.. Полусладкое есть, хорошее.
– Давай, давай, Модест Петрович! Что протоколом предусмотрено, все неси!..
– Анна Львовна, ангел-хранитель нашего музея, бесценный человек, великий знаток своего дела. В Европе ее знают и с ней считаются.
– Хватит болтать, Дима.
– Так ведь это чистая правда, Анна Львовна!..
…Странное дело. Боголюбов представлял себе бывшую и. о. директора музея совершенно другой. Он представлял заполошную музейную тетку в шали, захватанных очках и с кукишем бедных волос, из которого во все стороны лезут шпильки. Еще виделась ему почему-то кофта, непременно зеленая и непременно с подвернутыми рукавами, и клетчатая юбчонка. Анна Львовна оказалась совсем не старой, представительной полной дамой в шелковых свободных одеждах. Иссиня-черные волосы собраны в хвост, глаза густо подведены синим, а губы алым. На Боголюбова она смотрела оценивающе и как будто с насмешкой. В ней чувствовались сила и спокойная уверенность. Это она принимала сейчас Боголюбова с его новым назначением, а не он Анну Львовну с ее только что свершившейся отставкой.