«Урал» с клокочущим мотором по‑прежнему стоял на дороге, нелепо возвышаясь над лежащими сапёрами уцелевшего расчёта. Немца ошарашила стремительная гибель БМП, а Кощея — взбесила. Он выставил ствол автомата в открытое окно двери и дал несколько очередей в сторону скал.
— Ты по кому там?.. — не понял Немец.
— Басмачи, с‑сука, в пещеры забились!
Герман знал, как на угрозу реагируют парни, которые давно служат в Афгане и побывали в боях: мгновенная перегруппировка и ответная агрессия — встречный огонь, атака, свалить врага и тотчас добить. Ни секунды на размышления. Сразу прыжок. Сразу удар. Нападение — лучшая защита.
— Дави на педулку, дятел! — рявкнул на Немца Кощей. — Сдавай задним ходом! «Духи» щас колонну херачить начнут!
Автоколонна остановилась, как только началась стрельба в кишлаке, и затем начала пятиться. На левый берег реки успели заехать семь грузовиков, и теперь они реверсом выползали снова на мост, убираясь из гибельной долины перед Хинджем. Движение фургонов через мост задом наперёд, такое неестественное и даже сюрреалистичное, казалось обратной промоткой какого‑то кошмарного и невыносимого кино.
Водилы «Уралов» и «зилков» не разобрались, откуда стреляют «духи», но поняли, что вслед за БМП «бородатые» примутся из тех же гранатомётов жечь грузовики. У душманов порой появлялась хорошая артиллерия — ПТУРСы или полевые орудия, лёгкие японские пушки‑безоткатки. И точно: в воздухе по‑разбойничьи засвистало. Вдоль дороги, разбрасывая камни, взметнулись клубы окутанного пылью пламени — «духи» взялись окучивать колонну. Для грузовиков правый берег Хиндара теперь означал спасение.
«Урал» Немца и Кощея осторожно, будто сдерживая себя, пробирался задним ходом. Облака белой пыли не оседали, а висели в горячем воздухе тяжёлой, сухой, удушающей мглою, от которой жгло в глазах, и где‑то в носоглотке от грязного дыхания сбивался цементный ком, будто пробка. Кашляя, Герман смотрел в открытое окно, в тусклое зеркало на кронштейне, чтобы не выпереться на заминированную обочину. В зеркале качалась каменистая дорога, и над ней в меловом тумане мелькала морда «зилка», который тоже отступал, ворочая громоздким кунгом. После каждого разрыва Кощей злобно матерился и с хрипом отхаркивал за борт. Кроме дороги, Герман почти ничего не видел в мути, а потому и не боялся, но его угнетало ощущение, что с неба кто‑то вслепую лупит по долине молотом: повезёт тебе — он промахнётся, не повезёт — тебя расплющит.
Каким‑то чудом автоколонна выходила из‑под миномётного обстрела без потерь. Но, когда на левом берегу Хиндара осталось только два грузовика, в том числе «Урал» Немца и Кощея, чудеса, похоже, закончились. А может, «духи» пристрелялись. Мина упала совсем рядом, справа, где‑то напротив кабины — от разрыва даже потемнело в окошке. Тяжёлый «Урал» мощно качнуло, как лодку на боковом накате. Затрещал рвущийся брезентовый тент, заскрежетало распоротое осколками железо кабины, подскочила вверх, закрывая передний обзор, изуродованная крышка капота, что‑то громыхнуло в кузове. Немца осыпало колючим битым автостеклом, и в правое плечо ему грубо толкнулся Кощей, отброшенный ударной волной.
— Отвали! — рявкнул Герман, освобождаясь от Кощея.
— Х‑х‑хука!.. — просипел Кощей.
Но мотор «Урала» предательски умолк, и машина тупо встала на дороге. «Духи» продолжали обстрел, вокруг грузовика свистело и грохотало, камни и комья глины колотили по кабине. Герман впустую выжимал сцепление, дёргал рычаг скоростей, давил на кнопку запуска двигателя — всё напрасно.
— Кощей, мы заглохли! — крикнул Герман и поглядел на напарника.
Кощей умирал. Осколки мины посекли ему «броник» на правом боку, вошли под руку между рёбер, попали в шею и в голову. Кощей вытянул ноги, растопырил руки и трясся, с губ у него, как слюни, летели брызги крови.
— Кощей, ты чего?.. — обомлев, спросил Герман.
— Х‑хука… — повторил Кощей.
Герман понял, что он говорит «сука».
Что делать?!
Герман открыл дверь и высунулся осмотреться. Дорога, едва различимая в пыльном мареве, поворачивала к мосту, до него оставалось совсем немного. Последний грузовик — «зилок», который всё время маячил в зеркале заднего вида, — похоже, уже заезжал на швеллеры. Там, за рекой, — автоколонна, врач, защита, спасение. Кощея до своих можно донести на руках.
Герман торопливо спрыгнул на дорогу — грунт хрустнул под толстыми подошвами ботинок. А Кощей тихо, будто надломленное деревце, лёг боком на водительское место. Герман уцепил Кощея за наплечники «броника» и потянул из кабины. Кощей волочился как длинный мешок.
Герман подхватил его под мышки, пачкаясь в липкой крови. Безвольные тяжёлые ноги Кощея грохнули о подножку кабины, потом со стуком упали на дорогу. Герман осторожно уложил напарника на землю рядом с огромным рубчатым колесом «Урала»: оно было всё в засохшей грязи, а в прорези протектора набился гравий. Кощей крупно задрожал, глядя в марлевое от пыли афганское небо, и затих. В это мгновение Немцу показалось, что где‑то в воздухе рядом с ним открылась и закрылась огромная невидимая дверь.
Немец на коленях стоял перед умершим Кощеем, чувствовал коленями острые камешки и от этого как‑то особенно внятно осознавал, что он‑то — жив, жив, и сам себе талдычил, как сумасшедший: «Не меня! Не меня!..»
Прапорщик Серёга Лихолетов видел, как была подбита БМП, на которой ехал его расчёт. Если бы сапёры сидели в десантном отсеке, их бы размазало по стенкам, точно масло по бутерброду. Серёга сразу вспомнил, что название «БМП» солдаты ехидно расшифровывали как «братская могила пехоты»…
Лихолетов растянулся на дороге поперёк колеи. Рядом вдоль обочины залегли, готовые стрелять по кишлаку, бойцы с его бронемашины — четверо сапёров и двое рядовых боевого охранения. Неподалёку, будто брошенный, стоял грузовик с клокочущим мотором. Серёга приподнялся на локтях, оглядываясь; его чёрно‑радужные очки‑«хамелеоны» яростно запылали от солнца. Пальцем подцепив на шее тесёмку, Лихолетов вытянул из воротника ХБ тренерский свисток, свистнул, привлекая внимание, и закричал:
— Бойцы, угроза справа! Басмачи в скалах, а не в кишлаке!
Лихолетов имел неплохой опыт боестолкновений и усвоил правило: на своих надо смотреть глазами врага, тогда будет проще уцелеть. Вот и сейчас стало ясно: долина — идеальная западня. В развалинах кишлака сидела засада, которая остановила колонну. Под скалами наверняка оборудованы огневые позиции, откуда вся дорога от кишлака до моста — в пределах дальности поражения из РПГ, ручного гранатомёта. БМП развернулись на кишлак — на приманку из пулемётчиков — и подставили под обстрел гранатами свои тылы и борта с тонкой бронёй. А мост — «бутылочное горлышко» этой долины; если «духи» его закупорят, то легко устроят на дороге форменную бойню.
Серёга приподнял очки, разглядывая скалы. Что там за тёмные дыры у подножия?.. Пещеры?.. Басмачи любят пещеры… Внезапно эти норы одна за другой изнутри начали озаряться вспышками — выхлопами из патрубков РПГ. Синие дымки взвились на трассе полёта гранат. А потом дорогу с грохотом обсадило пыльными и огненными кочанами разрывов.