— Вась, не хочу обсуждать, — виновато поморщился Герман. — Найдёшь мне человека — спасибо, нет — значит, нет.
— Найду, — заверил Вася. — Пошли в офис, там комп с базами.
На третий этаж они ехали в лифте.
— Недавно встретил Флёрова, — рассказал Герман, — он ругался, что «Коминтерн» отказал ему в кредите. Почему, Вась? Флёров же нормальный.
— Знаю, — не глядя на Германа, ответил Вася. — Но такие суммы — уже не моя компетенция. Это лично Щебетовский постановил. Он же командир.
— А ты?
— А я, Немец, занимаюсь доплатами к пенсиям, пособиями, страховыми полисами, гарантиями по ипотеке. Хочешь путёвку в санаторий «Зелёный дол» под Саранском? Или льготу на протезирование зубов? Это ко мне. Могу проездной за полцены подогнать. А за кредитами — к Николаичу.
Офис «Коминтерна» состоял из двух просторных светлых комнат. В одной за столами с мониторами сидели три девушки («зассыхи‑умнявки» обозвал их Флёров), другая комната была кабинетом Васи Колодкина.
— Машенька, организуй нам кофе, — попросил Вася.
Герман сел в пухлое кресло, а Вася сразу сунулся в компьютер.
— Щас всё найду, — пробормотал он. — Слышал, Завражный переехал на ПМЖ в Чехию? Тоже мне, блин, чех. Только пиво дуть горазд.
Герман не знал, как к этому относиться. Он хотел в Индию.
— А как вообще парни живут? — спросил он. — Ну, в целом. Я теперь почти ни с кем не общаюсь, ничего не знаю.
— По‑разному живут, — пожал плечами Вася. — Но ведь и раньше все по‑разному жили, Немец, только имели одинаково — ни шиша. Кто‑то работал, а кто‑то бухал. Вот сейчас кто‑то новую тачку покупает, а кто‑то бухает по‑прежнему. Дудоня спился и квартиру продал. Голендухин помер — цирроз. Лещёва жена выгнала, теперь он живёт у какой‑то стервы, вместе покупают боярышник. Чича тоже от запоя до запоя: месяц слесарит, месяц керосинит.
— Я не бухаю, Вася, я работаю, — негромко сказал Герман. — Но хаты у меня нет. И тачки нет. Не «ленд ровера» даже, а простой «девятки».
— Что за намёки, Немец? — рассердился Вася. — Думаешь, я из общей кассы себе стругаю? Обижаешь, Герыч. Щебетовский мне хорошую зарплату положил. Да, я тут деньги Фонда распределяю, но сам я, блин, копейки чужой не взял! Чтобы «афганец» у «афганца» тырил? Похабство.
В соседней комнате закурлыкал телефон.
— Добрый день. Это Союз ветеранов Афганистана. Меня зовут Лиза, — ласково заговорила в трубку офисная девушка. — Чем я могу вам помочь?
Вася стучал по клавиатуре и злобно смотрел в экран.
— Почему, блин, меня все попрекают? — спросил он с застарелой обидой. — Чего такого я сделал‑то? Этому проплатил, этому проплатил… Конечно, часто приходится отказывать, но куда деваться? По одному видно — дашь ему, а он спустит всё, что получит. Другой реально не заслужил таких денег: я же знаю наших парней. А третий на какую‑то сущую фигню выпрашивает: «хочу свозить одноклассников своего сына по Золотому кольцу» — ну в рот пароход, чес‑слово! Хотя, конечно, всё это обычные заморочки… жизнь… но я же сам — «афганец», и потому чувствую себя сукой.
Герман вспомнил, как пятнадцать лет назад Вася Колодкин боролся с Бычегором за восстановление социалки в «Коминтерне».
— А при Лихолетове не так было? — спросил Герман.
Вася смотрел в экран и крутил колёсико на «мышке».
— Вчера мне звонит Маша Ковылкина. Просит беспроцентную ссуду на холодильник. И я ей отказал. Она же не отдаст. Она разведёнка, двое детей, а Саня ей почти не помогает. Ну не отправлю же я к Маше коллекторов… А Лихолетов вызвал бы какого‑нибудь Витю Басунова, приказал бы ему найти Саню и пробить ему фанеру, чтобы вспомнил про совесть и купил жене холодильник. Вот и вся ссуда по‑лихолетовски. Но я так не могу.
— Те времена уже не вернуть. И отношения не вернуть.
За стенкой снова закурлыкал телефон, и уже другая офисная девушка заговорила таким же парфюмерно‑заботливым голосом:
— Союз ветеранов Афганистана. Меня зовут Света. Чем вам помочь?
— Знаешь, Немец, я каждый день слышу про Щебетовского всякий хай, а ведь Николаич натурально тратит на благотворительность куда больше, чем уходило при Серёге, Егоре или Каиржане. Почему же его поливают?
— Потребности выросли? — предположил Герман.
— Не только. Просто многое не решить деньгами. Машу Ковылкину холодильник не спасёт. Ей нужно, чтобы муж вразумился. Но Саню ссудой для Маши не исправить. А у Николаича нет других средств, кроме денег.
— Вась, мне как‑то несподручно жалеть Щебетовского, — сказал Герман. — Если тебе невмоготу — уволься. Дурацкий совет, но другого не имею.
— Я не могу, Немец. Мы так рвались сюда, а здесь тошно, и уйти некуда.
«Залезай в свой «ленд ровер» и гони на Малабар», — подумал Герман.
Васю он тоже не пожалел. У Колодкина отличная зарплата, нормальная работа, большая квартира, жена, двое детей… Это хорошо, что Вася мается и думает. Значит, душу он не продал. Но Вася — взрослый мужик. У него всё в порядке. И он бывший солдат. Сражайся. Где‑то есть выход из ненастья.
Вася отыскал того человека, про которого спрашивал Герман, — некий Игорь Шульп. Владелец и директор турфирмы «Ветер странствий». Герман никогда не слышал ни про Шульпа, ни про его фирму. Но в «Коминтерне» числилось три тысячи парней, и не все из них были знакомы Немцу или Васе.
— Распечатай мне схему, где контора Шульпа, — попросил Герман.
Шульп оказался улыбчивым мужичком невысокого роста — редеющие светлые волосы, тонкие очки, белая рубашка с закатанными рукавами и галстук. Типичный благовоспитанный клерк с мягким рукопожатием.
Герман объяснил, что ему нужно, стараясь не называть вещи своими именами, и Шульп тотчас указал пальцем на дверь своего кабинета.
— Об этом лучше в рекреации, — пояснил он.
Комната отдыха находилась в конце этажа.
— Что‑то я тебя в «Коминтерне» не встречал, — Шульп неожиданно перешёл на «ты». — Я с девяносто седьмого в организации.
— А я с девяносто первого. К девяносто седьмому я уже набегался.
— Ты мне подозрителен. Ты хотя бы примерно прикидываешь, почём тебе обойдутся шесть паспортов? Зачем тебе столько? И откуда деньги?
Под упругой резиной клерка Герман ощутил ржавое железо солдата.
— Много лишних вопросов, Игорь Палыч.
— Я под статью зайду. Я должен убедиться, что ты надёжный.
— Могу убедить только деньгами. Других аргументов нет.
— Колодкину, конечно, я доверяю, но что ещё можешь сказать о себе?
— Был бы Лихолетов — он бы сказал. Но его ты, наверное, уже не застал.