И тут, на самом ключевом месте, разговор пошел вкось.
– Я ходил-ходил вокруг ограды, изнывал от любовной тоски, но так и не сыскал лазейки! – со смехом подхватил седобородый мурза, сверкая зелеными стеклами. – Помнишь, что ты мне присоветовал?
Дальше он перешел на непонятный квохтающий язык – наверное, арабский, и потом к дельному разговору они уже не вернулись.
Яшка ехал оглушенный. Трепетал.
Восемь тысяч золотых дукатов!
Это можно купить в Новгороде боярский терем и жить-поплевывать, в окружении челяди, восемь тысяч недель. Да еще пить-гулять и всю улицу поить. Восемь тысяч недель это сколько лет?
Однако без дела жить скучно. Сколько может человек съесть-выпить? И улицу угощать незачем.
Восемь тысяч хватит, чтоб приобрести среднего размера город с деревнями, князем стать.
Нет, не надо князем. У князей жизнь поганая. Дави нижних, кланяйся верхним. Никакой воли.
Лучше купить торговый флот, нагрузить товарами, да и махнуть по заморским портам, всюду продавая задорого, а покупая задешево…
…В общем, было теперь Яшке, о чем помечтать.
Однако приятному этому занятию он предавался, когда хотел себя полакомить. В прочее же время размышлял, как бы у злоужасного Габриэля из пояса золотую змею добыть, да живу остаться.
Ох, нелегкая была задача. А между тем лето перевалило за середину и долгая, в две тыщи верст, дорога близилась к концу. Ехали теперь вдоль Волги, которую у верховьев видели речушкой-утятницей, а ныне она оборотилась широченным морем, еле разглядишь другой берег. До татарской столицы оставалось недалече.
Лучше б сокровище, как в сказке, было заперто в чугунном ларце, который внутри железного сундука, который в чреве рыбы-кит, которая в пучине синя-моря. Яшка добыл бы, придумал что-нибудь. Однако от мысли, что нужно снять златую змею прямо с лютого зверищи Габриэля, прошибал холодный пот, делалось зябко. А начинал Шельма мечтать про восемь тысяч дукатов – становилось жарко. Так и маялся, будто в лихорадке. Но охотничий огнь был сильней боязненного хлада. И думы упорно возвращались всё к тому же.
Палач никогда не снимает своего кожаного пояса – только где-нибудь в укромном месте, чтоб почесаться. Там к нему не подступишься. Сон у него, гада, легкий, многажды проверено: чуть кто приблизится, сразу веки дергаются и ноздри начинают будто принюхиваться. Тоже не выйдет.
Как же тогда?
Разум, если он у человека есть, навроде водяной капели. Будет капать в одну точку до тех пор, пока не промоет дырку. Так вышло и с загадкой, как вызволить красу-деву, которую злой волшебник обратил в змейку, посадил в терем и приставил в охранение грозного Горыныча.
Яшка вил ниточки одну к другой, завязывал узелками и в конце концов сплел в крепкую веревку, на которой, пожалуй, можно было забраться к прекрасной пленнице в заветное окошко.
Надо только набраться терпения. Раньше Сарая дело провернуть не получится.
С терпением у Шельмы было не очень, больно непоседливый нрав: если сильно чего-то пожелается – дай сразу. Однако ради куша, равного которому, наверно, нет на всем свете, можно было, как поют татарские дастанчи, «сойти со скакуна пылкости и пересесть на верблюда ожидания». Тем более что близость огромного города с каждым днем ощущалась всё явственней.
* * *
Ордынская столица, некогда поставленная ханом Берке и оттого называемая Сарай-Берке либо Новый Сарай (был еще и Старый, поставленный ханом Батыем), стояла в гладкой сухой степи, по которой караванам и всадникам хоть зимой, хоть летом ездить одно удовольствие. Поэтому дороги, проезженные тысячами повозок, протоптанные мирьядом копыт и ног, возникали сами собой, постепенно сходясь к одному центру – будто паутина к пауку.
Тыщу верст ехали-ехали и редко кого живого видали, а тут все чаще стали попадаться встречные и попутные. Потом появились тропы, слились в широкий торный путь, по которому повозки, кони, волы, верблюды и просто пешие тянулись несплошным, но и нежидким потоком. Кое-кто, не обремененный тяжелым грузом, продолжал следовать стороной, вольно, по высушенной августовским солнцем траве, однако и они двигались в том же направлении.
Сердце у Шельмы стучало всё быстрей. Не только от предвкушения встречи с девой-змеей, но и от близости к Сараю. Соскучился Яшка по большому торговому городу, где много разномастных людишек, и все толкаются, бранятся, горланят, гогочут, норовят объегорить друг друга, и всем чего-то надо, а вокруг столько красот, соблазнов, сокровищ. Ну их, леса-степи. Тоска одна. Вот город – это да.
Сарай был город исключительно хороший, Яшка его любил почти так же, как Новгород. Хотя, говоря честно и беспристрастно, Сарай был лучше. Единственный, ни на какие другие города не похожий.
Во-первых, богатейший в мире. Рассказывают, в старые времена царем столиц был греческий Константинополь, за что и прозван «Царь-град», однако ныне он стал вроде кладбища – половина домов пустые, дворцы поразвалились, на площадях сквозь каменную мостовую растет чертополох. Остались только могучие стены, но город красен не укреплениями, а базарами.
Вот в Сарае крепостных стен вовсе нет, потому что ордынским ханам отродясь бояться некого. Кто посмеет напасть на их столицу? А базаров, каждый больше новгородского Торга, целых восемь. Ибо стоит Сарай на перекрестке двух великих торговых путей – Волжского и Шелкового. Богатющий – не передать! Тут ведь скопилось не только наторгованное, но еще больше – награбленное за сто с лишним лет, да привезенное в виде дани со всех четырех сторон света.
На самом деле это не один город, а несколько, вытянувшиеся в длинную-предлинную полосу, от края до края которой пешему не пройти и за день.
В середине – Ханский градец, где дивные дворцы с зелеными садами, широкие площади, посольские подворья. Еще есть половецкий градец, арабский, персидский, русский, булгарский, фряжский, еврейский. Всяк народ своему богу молится: кто суннитскому иль шиитскому Аллаху, кто русскому Христу, кто латинскому Кристусу, кто армянскому Кристосу, кто китайскому богу Будде, кто иудейскому Яхвею, кто каменным идолам, кто духам бесплотным. Татарам все равно, как подданные или приезжие веруют, – соблюдали б закон да платили пошлины.
Но люди разных племен живут тут не чтоб молиться, а чтоб торговать. Поэтому во всех сарайских градцах, кроме Ханского, главное место занимает рынок. Товары в Сарае – какие хочешь, и дешевы. В прошлый приезд Яшка закупил тут отличных коней всего по полсотни дирхемов за голову, отогнал в Азак, что на Сурожском море, там продал вчетверо. Вот какой он, торговый Сарай.
А в срединном Ханском градце базаров нет, зато там, в государевом дворце, в теремах у знатных мурз и первых купцов полно чудес, каких нигде больше не бывает. Будто бы бежит там прямо через покои чистая вода по трубам. Захотел попить или умыться – отворяешь прямо в стене заслонку, и льется. Под изразцовыми полами, говорят, тоже трубы, и зимой течет в них вода горячая, от которой в палатах тепло. Хотя это, может, и врут. В Сарае Яшка бывал не единожды, но к хану во дворец не заглядывал, незачем было.