Между Дюрандой и Дерюшеттой существовала связь – это была кукла, изображавшую Дерюшетту. Куклой на Нормандских островах называют фигуру, вырезанную на носу судна. Поэтому, вместо того чтобы говорить «плыть на судне», там говорят «находиться между куклой и кормой».
Кукла на Дюранде была очень дорога господину Летьерри. Заказывая ее корабельному плотнику, он велел сделать ее похожей на Дерюшетту. Получился просто чурбан с претензией на изображение молодой девушки. Но господину Летьерри этот безобразный обрубок нравился. Он был от него в восторге. Ему казалось, что кукла очень похожа на Дерюшетту. Точно так же в представлении некоторых людей догмат походит на истину, а идол – на бога.
У господина Летьерри было два светлых дня в неделю: вторник и пятница. По вторникам он испытывал радость, видя, как Дюранда отплывает от берега; по пятницам она возвращалась. Он облокачивался на подоконник, созерцал свое творение и был счастлив.
По пятницам его появление у окна являлось сигналом. Когда люди видели, что он раскуривает трубку, они говорили: «Ага! Пароход показался на горизонте!» Дым трубки возвещал дым пароходной трубы.
Входя в порт, Дюранда причаливала к самым окнам дома Летьерри, и ее привязывали к огромному железному кольцу, ввинченному под фундаментом «Смельчаков». В эти ночи Летьерри прекрасно спал на своей койке, зная, что, с одной стороны, спит Дерюшетта, а с другой – покачивается на волнах Дюранда.
Место, где причаливала Дюранда, находилось по соседству с портовым колоколом. Здесь была устроена крошечная набережная.
Набережная, дом, сад, обнесенные заборами переулки, большинство ближайших построек уже не существуют. Разработка гранита на Гернзее вынудила продать эти участки. Все вокруг в настоящее время занято каменоломнями.
Дерюшетта росла, но не думала о замужестве.
Воспитывая ее белоручкой, господин Летьерри сделал для девушки выбор мужа нелегкой задачей. Подобное воспитание со временем приносит свои плоды.
Ему самому этот вопрос представлялся еще более сложным. Он хотел, чтобы у Дерюшетты был такой муж, который стал бы мужем и для Дюранды. Летьерри желал выдать замуж сразу обеих дочерей. Он хотел, чтобы защитник одной был бы и капитаном другой. Что такое муж? Капитан в плавании. Почему же не подыскать одного капитана для девушки и для судна?
Семейная жизнь имеет свои приливы и отливы. Кто умеет управлять кораблем, тот сумеет руководить и женой. И судно, и женщина подвержены дыханью ветров. Клюбен, который был всего на пятнадцать лет моложе самого Летьерри, мог стать лишь временным капитаном Дюранды; требовался молодой моряк, настоящий хозяин, достойный преемник того, кто создал судно. Постоянный кормчий парохода должен был стать одновременно зятем Летьерри. Так почему же не соединить двух зятьев в одном лице? Летьерри лелеял такую мысль. Он видел во сне этого жениха. Сильный, крепкий моряк, смуглый и рыжий – таков был его идеал. Но Дерюшетта мечтала о другом. Ее грезы были нежнее.
Как бы там ни было, оба – дядя и племянница – не торопились. Когда Дерюшетта вошла в возраст невесты, претенденты на ее руку явились толпой. Но в их поспешных предложениях не было ничего заманчивого. Летьерри это чувствовал. Он ворчал: «Невеста золотая, а женихи-то медные!» и отказывал претендентам. Он ждал, Дерюшетта – тоже.
Как ни странно, Летьерри невысоко ценил аристократическое происхождение. В этом отношении он не был англичанином. Просто не верится, что он отказался выдать Дерюшетту замуж за Гендюеля с Джерсея или за Вюнье-Николена с острова Серк. Трудно принять на веру столь сомнительные слухи, но поговаривали даже о том, что он отклонил предложение одного аристократа из Ориньи, члена семейства Эду, ведущего свой род от Эдуарда Исповедника.
У господина Летьерри был один большой недостаток: он ненавидел… попов. Однажды, прочтя у Вольтера слова: «Духовенство – это кошки», он захлопнул книгу и проворчал: «В таком случае я – собака».
Необходимо помнить, что лютеранское, кальвинистское и католическое духовенство настойчиво боролось и преследовало его, когда он строил свою «дьявольскую лодку». Быть революционером в мореплавании, пытаться приобщить Нормандский архипелаг к прогрессу, навязывать маленькому тихому островку Гернзей какие-то новшества – было, как мы уже говорили, неслыханной смелостью. Естественно, духовенство его осуждало. Нельзя забывать, что это прежнее духовенство, совсем не похожее на теперешних служителей церкви, которые зачастую выказывают склонность к прогрессу. Духовники старались помешать Летьерри самыми различными способами – произнося проповеди, распространяя клевету. Они ненавидели его, он отвечал им тем же. Их ненависть являлась оправданием его ненависти.
Нужно, однако, заметить, что неприязнь Летьерри к духовенству являлась органичной. Им не нужно было начать его ненавидеть, чтобы вызвать ненависть с его стороны. Весь образ мыслей этого человека, даже инстинкт восставал против них. Почувствовав их скрытые когти, он ощетинился. Его злость, правда, была не совсем справедлива, иногда даже проявлялась некстати. Нельзя не делать различий, нельзя питать чувство сильнейшей вражды ко всем без исключения. Для него не существовало честного викария, добродетельного священника. Он думал, что рассуждает философски, но делал это неразумно. Самые терпимые люди могут становиться нетерпимыми так же, как самые кроткие умеют иногда приходить в ярость. Однако господин Летьерри по натуре своей был настолько добрым, что не умел ненавидеть по-настоящему. Поэтому он не нападал на предмет своей ненависти, а просто отстранял его от себя. Он держал попов на почтительном расстоянии. Они причинили ему зло, он ограничился тем, что перестал желать им добра. Разница между чувствами, которые они питали друг к другу, заключалась в том, что их ненависть превратилась в злобу, а его – в антипатию.
На маленьком Гернзее нашлось место для двух религий – католичества и протестантизма. К тому же нигде на острове эти религии не сталкиваются в одном храме. Каждая из них имеет собственные церкви и часовни. В Германии, в Гейдельберге, например, бывает так: церковь делится пополам, половина отдается Святому Петру, половина – Кальвину. Посредине ставится перегородка, чтобы избежать потасовок. Обе части совершенно равноценны: три алтаря у католиков, три у гугенотов; а так как службы происходят одновременно, то молящиеся сходятся на звон одного и того же колокола, призывающего вместе детей Господа и детей Сатаны. Чрезвычайно просто!
Немецкая флегматичность может перенести такое соседство. Но на Гернзее каждая религия живет обособленно. Есть приходы правоверных и приходы еретиков – можете выбирать. Выбор господина Летьерри был совсем прост – ни то, ни другое.
Этот матрос, рабочий, философ, труженик, казавшийся простаком, вовсе не являлся таковым. У него были собственные взгляды и убеждения. В своем отношении к священникам он оставался непреклонен.
Летьерри позволял себе неуместные выражения, отпускал странные, порой меткие шутки. Ходить к исповеди означало для него «причесывать свою совесть».