Страшное исчадие тьмы.
Невидимые хищные птицы бездны. Они быстро несутся вперед.
Откуда они несутся? Из неведомого. Для них нужен невероятный размах. Их огромные крылья могут развернуться над бесконечной пустыней. Им нужны громадные синие пространства Атлантического и Тихого океанов. Они покрывают их тенью. Они носятся стаями.
Капитан Педж однажды видел в открытом море семь смерчей одновременно. Свирепо летают они над водной поверхностью, предвещая несчастья. Они неутомимо вздымают, бросают и пенят волны. Их силы неизмеримы, их намерения загадочны. Они носятся над черной взволнованной бездной, и каждый, почувствовавший их приближение, сознает, что столкнулся с непреодолимой силой. Кажется, человеческая хитрость тревожит их, и они ополчаются против нее.
Ум человека непобедим, но стихия неприступна. Можно ли бороться с ней? Ветры налетают дружной стеной, а спасаются врассыпную. Плохо тому, кто встретится с ними. Их приемы неожиданны и разнообразны. Они умеют нападать и отступать, они неуловимы. Как справиться с ними? Нос корабля «Арго» был вырезан из священного Додонского дуба [22] – они издевались над ним. Христофор Колумб, видя приближение ветров, обращался к ним с первыми стихами Евангелия от Иоанна, Сюркуф [23] оскорблял их, Нэпир [24] стрелял по ним из пушек. Но они оставались властителями хаоса.
Они делают хаос неумолимым. Рев ветров ужаснее львиного рева. Сколько трупов похоронено в бездне! Ветры безжалостно вздымают водные громады. Их вой слышен постоянно, они же не внемлют ничему. Они совершают преступления. Они вздымают белую пену и мечут ее, но неизвестно, против кого направлен их гнев. Сколько свирепой жестокости в кораблекрушениях! Какой смелый вызов провидению! Иногда кажется, будто ветры задумали свергнуть бога. Ветры – тираны неизведанных пространств.
Пространство находится в их власти. То, что происходит в морских просторах, не поддается описанию. Воздух шумит, словно лес, в нем слышится конский топот, хотя ничего не видно. В полдень внезапно вокруг сгущается глубокая ночь – налетел вихрь. В полночь неожиданно вспыхивает яркий день – зажглось северное сияние. Вихри бешено пляшут в воздухе. Тяжелая туча рвется посредине, и клочки ее падают в море. Пурпурные облака вспыхивают ярким светом, слышится рокот, а затем тучи темнеют: облако, опустошенное промелькнувшей молнией, похоже на погасший уголь. Тучи, готовые пролиться дождем, расползаются в тумане; тут – горн, из которого струится дождь, там – волна, изрыгающая пламя. Море вспыхивает вдалеке белым светом; столбы пара принимают причудливые формы. Странные линии прорезывают тучи, пары крутятся колонной, волны пляшут, как опьяненные наяды; насколько хватает глаз, видно огромное разрыхленное море, которое беспрерывно движется, но не сдвигается с места. Все покрыто мертвенной бледностью, и крики отчаяния носятся над бездной.
В глубинах тьмы дрожат снопы теней. Иногда судороги охватывают все вокруг. Гул становится ревом, волны превращаются в валы. Заглушенный рокот несется с горизонта, небосклон прорезывают странные линии, доносятся звуки, похожие на чихание гидр. В воздухе веет то теплом, то холодом. Море трепещет, как бы ожидая чего-то ужасного. Беспокойство. Тоска. Вóды объяты ужасом. Внезапно налетает ураган, похожий на зверя, собирающегося выпить весь океан. Поверхность его вспухает, вздымается, тянется к невидимым устам. Это смерч. Вверху образуется сталактит, внизу – сталагмит, два конуса, соприкасающиеся вершинами, сохраняют равновесие. Это похоже на поцелуй двух гор: гора из пены вздымается кверху, опрокинутая гора облаков спускается вниз – страшное объятие волн и тьмы. Смерч, подобно ужасному библейскому столбу, темен днем и пылает ночью. Гром умолкает в страхе при виде торнадо.
Морская буря имеет свою гамму, страшное «crescendo»: туча, шквал, вихрь, гроза, буря, шторм, смерч – семь струн лиры океана, семь нот бездны. Небо – гладкая равнина, море – выпуклость. Но вот налетела буря, и все сливается в общем хаосе.
Таковы опасности моря.
Ветры мчатся, летят, машут крыльями, утихают, поднимаются снова, ревут, свистят, хохочут, неистово роют разъяренную волну. Великая гармония слышится в этом реве. Он охватывает все небо. Ветры ударяют в тучи, как в барабан, поют в необъятном просторе голосами рожков, труб, гобоев и фанфар. Их веселье ужасно. Их буйная радость соткана из тьмы. Среди водной пустыни объявляют они поход на корабли. Днем и ночью, во все времена года, в тропиках и на полюсе, победно трубя в свой рог, они ведут при помощи туч и волн борьбу против судов, толкая их на крушения. Они царят над водой и забавляются, заставляя волны – своих собак – лаять на утесы. Они сгоняют и разгоняют облака и месят, будто тысячью рук, безбрежную поверхность моря.
Воду нельзя сжать – она ускользает; гонимая с одного места, она устремляется на другое: так становится волной. Волна – олицетворение ее свободы.
Весь легион таинственных сил был по одну сторону.
По другую находился Жиллиат.
Буря хорошо выбрала время для нападения.
Случай всегда бывает ловок.
Пока барка стояла в бухте возле утеса «Человек», пока машина крепко держалась в корпусе судна, Жиллиат был неуязвим. Барка пребывала в безопасности, машина – в верных руках: Дуврские скалы, державшие ее в тисках, обрекали механизм на медленную смерть, но охраняли от катастроф. Во всяком случае, у Жиллиата был выход. Внезапная гибель машины не влекла за собой конец Жиллиата. У него оставалась барка для того, чтобы спастись.
Но выждать, пока лодка выйдет из безопасной бухты, дать ей войти в пролив между Дуврами, где она тоже окажется в когтях подводных рифов, позволить Жиллиату спасти машину, спустить и установить ее в барке, не мешать всему нечеловеческому труду, проделанному им, – в этом была ловушка. Бездна проявила злое коварство.
Теперь машина, барка и Жиллиат составляли одно неразрывное целое, заключенное в узкий пролив между утесами. Всего одного удара хватило бы для того, чтобы суденышко разбилось о риф, машина пошла ко дну, а Жиллиат захлебнулся. Все это могло случиться моментально, все могло быть раздавлено одним движением.
Положение Жиллиата казалось ужасным.
Сфинкс моря, дремлющий в пучине, поставил перед ним неразрешимый вопрос.
Плыть или оставаться?
Плыть было безумием, оставаться – страшно.
Жиллиат взобрался на Большой Дувр.
Оттуда он видел все море.