Федор кивнул.
– Хорошо! Ты лавку прикрой, да пойдем ко мне. Я тебе покажу икону.
– Ладно. – Григорий обернулся к Дмитрию. – Ты извиняй меня, княжич, коли что не так!
– Нет, это ты прости, Гриша. Я сорвался, как пес с цепи.
– Ничего. Прошло и забыто.
– Забыто.
Молодые люди прошли к дому Колычевых.
Во дворе Архип гонял сенных девок, увидел парней и спросил:
– Никак гости у нас нынче?
– Да, Архип, с нами Григорий, сын кузнеца Прокопа Тимофеева. Мы ненадолго.
– Тимофеева? Драги? Проходите. Чем потчевать гостей будем, Федор Степанович?
Тот посмотрел на товарищей и спросил:
– Перекусим?
Дмитрий и Григорий отказались и прошли в горницу Федора. Сын кузнеца сразу узнал икону.
Он трижды перекрестился и сказал:
– Да, это она. Значит, вы и есть те молодцы, которые спасли из пожара мать и сестру!
– Да. На счастье рядом оказались, – подтвердил Дмитрий.
Григорий присел на скамью, Ургин-младший устроился рядом и сказал:
– А я позавчера и с отцом твоим познакомился, Гриша.
– Когда же? Я ничего об этом не слыхал.
Дмитрий поведал сыну кузнеца о том, как встретил Ульяну, о разговоре с их отцом.
– Никогда бы не подумал, что Ульяна – это та девочка из деревушки. Как выросла, похорошела!
Григорий выслушал княжича и сказал:
– Что ж, теперь приглашаю вас к себе, то есть в дом отца. Надо рассказать ему правду.
Федор снял зипун и заявил:
– Думаю, вам лучше вдвоем пойти. Я только мешать буду.
– Ну что ты, Федя? – воскликнул Дмитрий.
Но тот настаивал на своем.
– Идите вдвоем. Так сподручнее.
Григорий поддержал Федора:
– Он прав, княжич. Сейчас нам лучше пойти вдвоем.
– Ладно, – согласился Дмитрий. – Пошли вдвоем.
Федор проводил Дмитрия и Григория до ворот и вернулся в дом. Княжич и сын кузнеца пошли в Зарядье.
Григорий взглянул на Дмитрия и сказал:
– Значит, приглянулась тебе сестра, а батюшка отшил? Не ты первый. Возле Ульяны парни роем вьются. Красотой она в мать пошла. Да ты сам ее видел. А добрая какая была, жалостливая. Отца любила, все честь по чести. Батюшке многие завидовали. Вот и Ульяна в нее. Таких девок, княжич, в Москве мало. Все может и успевает. С хозяйством управляется, еду готовит, дом в чистоте блюдет и с подружками погулять может. Но только возле двора. А мамка наша померла, княжич. Третий год пошел. Недолго прожила после пожара. – В голосе Григория явно проступала не утихшая боль потери, печаль-тоска по матери, ушедшей в мир иной.
– Прости, Гриша.
– Тебя-то за что прощать? Пришел срок, Господь и забрал ее к себе. Все там будем. – Он указал на небо. – Кто раньше, кто позже. У каждого свой срок.
– Значит, Ульяна сирота? – проговорил Дмитрий.
– Какая же она сирота при живом отце! – возразил Григорий. – Да и я рядом. В обиду не дам. Хотя ты прав. Мы все, как померла матушка, осиротели. Оттого и отец строже стал. Мужик он видный, при деле, сам знаешь, бабу мог просто найти, но не стал. Дело не в Ульяне или во мне, а в великой любви, которая между родителями была. Отец и теперь матушку любит, редкую неделю на кладбище не ходит, как бы ни был занят работой. У могилы долго сидит, все шепчет что-то.
– Ничего, Григорий. Твоей матушке сейчас хорошо.
– Да я и ничего. Ты спросил, я ответил.
– Сам-то с отцом работаешь или служишь у кого?
– При кузнице. С отцом. У нас это потомственное. Прадед кузнецом был, дед. Сейчас вот отец, я. И мой сын, коли Господь даст, тоже к наковальне да к мехам встанет.
Дмитрий погладил высокий лоб и спросил:
– А скажи, Гриша, у Ульяны взаправду суженый есть? Или отец твой Прокоп так сказал, чтобы меня отвадить?
– Так вот прямо и не ответить, – проговорил Григорий. – Жениха отец Ульяне подобрал, тоже из семьи мастеровых. Они от нас недалече живут, на соседней улице. Только какой он сестре суженый? Любви между ними нет, это скажу точно. Ульяна видеть Кондрата, жениха этого, не желает. Да там и посмотреть не на что. Сморчок плюгавый, морда как яблоко сушеное, белобрысый, роста мелкого, нам по плечи будет. Но хитрый и пронырливый. Не люблю таких.
– А каким делом этот занимается?
– Батьке свому обувку разную тачать помогает. Подмастерье.
– Но почему твой отец решил отдать за него свою единственную дочь? Сам жил по любви, а ее лишь бы сбагрить?
Григорий вздохнул.
– Не говори так, княжич. Мы по старым обычаям живем. Пришла пора девице замуж выходить, отец и решает, за кого свое чадо отдать. А меж ним и родителем Кондрата Федотом Алексеевым давний уговор. Как подрастет Ульяна, так замуж за Кондрата и выйдет.
– А матушка твоя покойная о том знала?
– Знала, конечно. Была бы жива, не видать Кондрату Ульяны как своих ушей. А без матушки никто отцу ни слова против не скажет, не отговорит.
– И не жаль ему дочь?
– В его душу не заглянешь. Почернела она со смертью матери, затворилась накрепко. Может, ему и жаль, но даденное слово назад не воротишь.
Дмитрий в отчаянии воскликнул:
– Значит, Ульяна выйдет замуж за Кондрата, да?
Григорий озорно, по-воровски взглянул на княжича и заявил:
– Неизвестно, как отец станет относиться к тебе, когда узнает, что это ты с товарищем спас на пожарище в деревне матушку и Ульяну. Если он и дальше будет стоять на своем, то можно и опередить Кондрата, увести мою сестрицу из-под сопливого носа нерадивого женишка.
– О чем ты, Гриша?
– А ты не догадываешься? Подумай! Ты человек ученый, не мы, темнота дремучая.
– Уж не увести ли Ульяну из-под венца предлагаешь?
– Почему нет? Я, если бы любил, увел. А после хоть трава не расти. Да и что потом будет-то? Порченую девку под венец не поведут не только силком, а и по доброй ее воле. Это же какой позор для жениха!
– Вот о чем твои мысли. Зачем говоришь мне такое?
– Не хочу, чтобы Ульяна с нелюбимым жила. Желаю, чтобы сестра была счастлива. А с Кондратом ей какое счастье? Одни слезы. Она же моя кровь, княжич. Вот ты бы ей полюбился, я был бы рад. Если, конечно, твой батюшка захочет слышать о простолюдине. У вас же тоже невест молодцам отцы загодя подбирают.
– У нас в семье не так. Но если отец и будет против, я все одно по-своему сделаю.
– Может, и сделаешь. Я вижу, ты такой!