– Младенец пока ни на кого не похож, разве что на ангелочка, – заявила она.
– А я говорю, похож, или, по-твоему, ослеп?
– Ты не шуми, государь, а то испугаешь ребенка.
– Он глядит на меня! Глазки черные, живые!
– Какими же им еще быть? Ну все, подержал и давай обратно. Нам ребятенка обмыть надо, спеленать. Пойди к супруге, государь. Давай дитя.
– Никак отпустить не могу, Демидовна.
– Давай потихоньку. – Повитуха забрала ребенка. – Вот так!
– Руки трясутся, Демидовна!
– Бывает, пройдет. Бабы, пошли отсель, – приказала Фекла помощницам.
Те удалились из палаты.
Василий бросился к постели супруги, встал пред ней на колени, прижал ее руки к лицу.
– Еленушка, нет слов, которыми можно выразить всю мою благодарность, любовь к тебе.
– Не надо ничего говорить, государь. Я и без слов все понимаю.
– Спасибо, горлица ты моя. Радость-то какая!
– И мне радостно, да сил нет. Устала я, государь.
– Конечно, после мук-то таких.
– Да муки эти сладкие, князь.
– А младенец на меня похож, что бы ни говорила бабка Фекла.
– Конечно! На кого ж ему еще быть похожим, как не на отца? – Елена говорила с трудом, глаза ее закрывались.
В покои вошла Марья.
– Государь, роженице отдых требуется.
– А что это у тебя в ковше?
Женщина ответила:
– Отвар целебных, успокаивающих трав. Попотчуем государыню, она и уснет.
– Ступай, государь, у тебя теперь дел много. Придешь на молебствие. Я отдохну, в порядок себя приведу, встану. И сыночек с нами будет. Счастье наше долгожданное!.. – проговорила княгиня.
– Да, Елена, конечно, отдыхай. Я рядом!
Василий поднялся, взглянул на помощницу бабки Феклы.
– Вы у меня смотрите тут!..
– Мы, батюшка, дело свое знаем!
– Если что, сразу ко мне!
– Без этого никак. – Мария улыбалась.
Василий поцеловал сухие губы супруги, вышел из родильной и вернулся в свою палату. Рядом с Ургиным он увидел статного молодца, княжича Дмитрия Михайловича.
Тот поклонился и сказал:
– С радостью тебя, великий государь!
– Благодарствую. Всех нас с радостью. Ты в селе был или из Москвы приехал?
– Из Москвы, государь.
– Как там?
– Гроза сильно людей испугала. И началась-то ни с того ни с сего. Да какая! Тучи появились неведомо откуда и словно в бою сошлись, метали друг в друга молнии, палили из пушек.
– Пожара не случилось?
– Нет, Бог миловал. Ни в один дом молния не попала. Это удивило многих.
– Что еще?
– А еще, государь, как только гроза нежданно стихла, весть отсюда в Москву пришла. Уж кто передал, не ведаю, но народ прознал про рождение наследника. Сразу разговор пошел, мол, суровым, грозным будет этот государь, если в грозу на свет появился. Но более всего удивило народ чудо небесное.
– Что еще за чудо?
– Как только гроза кончилась, в небе крест появился. Я сам видел. Он светился, был как будто покрыт искрами. Люди на колени падали, молились. Потом крест расплылся в светлое облако и исчез. Я в то время у реки был. Поглядел на посад – везде люди. Тогда я услышал про рождение наследника и сразу же сюда отправился, как батюшка наказывал. Еще вот что удивительно. Ветер дул сильный, когда гроза разгулялась, а ни единого поломанного деревца ни в Москве, ни по пути сюда я не увидел, как ни вглядывался.
– Воистину чудеса, – проговорил Василий.
– Так Господь известил всех о рождении наследника русского престола, – сказал князь Ургин. – Большое и славное будущее ждет твоего сына. Уже при рождении Бог благословил младенца на великие дела. Этот день навечно сохранится в людской памяти.
На входе появился дьяк с писчими принадлежностями, поклонился в пояс.
– Звал, государь?
– Звал, Егор, входи! Садись за стол, готовь бумагу, перья. Указ писать будешь.
– Слушаюсь, великий князь. – Дьяк устроился за столом, поднял глаза на Василия.
– Готов?
– Да, государь.
– Пиши!
Василий, отмеривая шагами пространство палаты, начал говорить о том, что в грозу, в четверг, 25 августа года 1530 от Рождества Христова, в 7 часов вечера у него родился наследник, коего нарекли Иваном в честь его великого деда. В ознаменование этого события великий князь приказывал раздать значительные суммы денег бедным и убогим, отпустить на волю разбойников, томящихся в тюрьмах, которые не запятнали себя кровью невинных жертв, снять опалу с многих бояр. Василий объявил три дня всеобщим праздником.
Дьяк усердно писал. Когда указ был готов, великий князь скрепил его своею печатью. Он распорядился с утра отправить на Москву гонцов, дабы они зачитали документ духовенству, воеводам и всему населению. Василий приказал передать радостную весть в ближние и дальние уделы, выделить из казны средства, необходимые для этого.
Он отпустил дьяка и обратился к Дмитрию Ургину:
– Наслышан я, княжич, о твоих подвигах под Казанью, о том, что крепко стоишь за нашу веру. Слыхал и о твоей честности. Ты достойно продолжаешь дело отца, доблестного князя Михаила Ивановича. Это мне любо и весьма дорого. То, что родился наследник – благодать для народа, радость. Но ребенок должен выжить. Если хворь какая приключится, младенца поразит смертельный недуг, то это одно. Значит, такова воля Божья. Мы должны будем принять ее как должное. Но если кто-то замыслит сжить со свету наследника, то это другое. Против воли Божьей мы бессильны, но защитить наследника от врагов должны непременно, даже ценой собственной жизни. Да, есть ратники, которые оберегают меня и великую княгиню. Причин не доверять им у меня нет, однако теперь многое изменилось. Поэтому я думаю, что надо установить особую охрану наследника. Поручить начальство над ней я могу только тому человеку, которому верил бы как самому себе. В отце твоем, Дмитрий, я никогда не сомневался, значит, и в тебе. Поэтому ты и станешь начальником особой стражи.
Ургины переглянулись. Подобного предложения не ждали ни Михаил Иванович, ни Дмитрий.
– Для меня это большая честь, государь, – немного растерянно произнес Дмитрий. – Только нежданная. Оттого и сомнения. Справлюсь ли? В том, что за наследника жизни не пожалею, не сомневайся, но вдруг не смогу оправдать твое великое доверие?
– У тебя есть надежные, проверенные люди?
– Найдутся.
– Сколько?
– Человек тридцать.