– Значит, ты считаешь вопрос о будущем недавно присоединенных ливонских земель уже решенным?
Царь ответил кратко, категорично:
– Окончательно и бесповоротно.
– Да, государь, размах воистину впечатляет.
Иван поднялся с кресла. Неуемная энергия не давала ему долго сидеть на одном месте.
– Теперь, князь, я хотел бы держать с тобой совет насчет дел нашей православной церкви.
Ургин удивился и спросил:
– В ней что, тоже крамола завелась?
– Я не о том. Думаю, в скором времени встанет вопрос о замещении митрополичьей кафедры. Афанасий тяжело болен, едва способен служить. Замена его неизбежна. Кого ты видишь во главе митрополии?
– У меня одна кандидатура. Тебе, государь, она известна.
– Филипп, мой добрый друг Федор Колычев?
– Да, государь.
– Я тоже о нем думаю. Но, по-моему, здесь я столкнусь с противодействием высшего духовенства. Такой выбор противоречит обычаям.
– Ты, царь, проводящий невиданные ранее перемены, единолично решающий судьбы самых знатных бояр, не сможешь убедить духовенство в правильности возведения игумена Филиппа в сан митрополита?
– Грубым давлением – смогу, но надо ли настраивать против себя высшее духовенство?
Князь Ургин пожал плечами.
– Тогда ищи другого человека.
– Нет, Дмитрий. Мне очень нужен именно Филипп, честный, неподкупный, способный, крепкий в вере, не боящийся говорить правду в лицо. Я знаю, как, не раздражая высшее духовенство, возвести Филиппа на кафедру. Я сделаю так, что собор епископов сам будет настаивать на избрании митрополитом именно его.
Ургин спросил:
– Как же ты намерен это сделать?
Царь впервые за всю затянувшуюся беседу улыбнулся.
– Есть у меня одна мысль.
– Что ж, Бог в помощь тебе, государь!
– Устал поди, князь?
– Нет, с чего? Или считаешь меня уже непригодным для серьезных дел? Дряхлым стариком?
– Не хотел бы я попасть под руку такому дряхлому старику где-нибудь в укромном местечке.
Ургин поднялся.
– Позволь удалиться, государь?
– Ступай, князь. Да хранит тебя Господь!
– Благодарствую.
Князь поклонился в пояс и вышел из царских палат. Покинул он Кремль в смятении чувств, еще более изумляясь воистину великим размахом планов первого русского царя.
Наступил 1566 год от Рождества Христова. Отвыли свои песни зимние метели, ушли прочь лютые морозы. Повсюду зажурчали быстрые веселые ручьи. В свои права вступила весна.
Она принесла с собой не только природное потепление, но и оттепель в политической жизни державы после холодов нового порядка – опричнины. Ярким примером перемен стало повеление государя о снятии опалы с большинства ростовских и ярославских князей, отправленных в ссылку. Им были возвращены земли, отобранные годом ранее.
Следующий важнейший шаг был предпринят Иваном Грозным летом того же года. Бояре и дворяне, обвиненные им в измене, получили прощение и были привлечены к обсуждению вопросов международной политики государства.
Никто не мог предполагать, каким насыщенным событиями, имеющими прямое влияние на историю Руси, окажется май, да и весь 1566 год.19 мая по причине тяжелой болезни и физической невозможности исполнять свои обязанности митрополит Афанасий сложил с себя сан.
Иван Грозный, находившийся в то время на богомолье в Александровской слободе, поспешил в столицу, где состоялся совет с земцами и духовенством. Царь неожиданно для всех предложил стать митрополитом казанскому епископу Герману Палеву, противнику опричнины. Из Москвы послали сразу двух гонцов, в Казань и… на Соловки.
Вечером того же дня к царю явились Алексей Басманов и Малюта Скуратов.
Алексей сразу спросил:
– Государь, опричная братия в недоумении. Позволь узнать, почему ты предложил сан митрополита одному из наших противников?
– Что, даже в опричном дворе кто-то выражает недовольство решениями государя, игумена всея Руси?
Басманов смешался, вперед выступил Скуратов.
– Позволь, государь, мне сказать?
– Говори, коли пришел.
– Недовольства не проявляет никто, просто опричной братии непонятно, почему ты хочешь поставить митрополитом именно Германа, а не другого архимандрита, дружественного нам.
– Вам известно, что я не назначаю главу церкви. Он избирается собором. Мне дано право лишь называть какое-то имя.
– Но почему Герман, государь? – осведомился Басманов.
– А вот это уже не ваше дело. Передайте опричникам, царь знает, что делает. Герману Палеву не быть митрополитом. У вас есть еще ко мне вопросы?
– Нет, но есть неприятное известие, – заявил Малюта.
– Говори! – приказал царь.
– Наши лазутчики в шайках лихих людей сообщили, что по приказу Кудеяра, будь проклято его имя, разбойникам, переодетым в опричников, велено жечь и грабить села, входящие в земщину, разорять обозы и купцов из этих земель. Вчера лиходеи в облачении опричников разгромили небольшое село у Курска, перебили всех жителей от мала до велика.
– Вот оно, значит, как! – проговорил царь. – Кудеяр бросил вызов лично мне?
– Это дело не шуточное, государь, – сказал Басманов. – Если лиходеи и далее продолжат кровавый разбой, то скоро молва о том, что опричники бесчинствуют на земщине, облетит всю Русь.
– Да уж такие тут шутки, Алексей Данилович. Опричным дружинам пора показать себя, извести лиходеев, навести порядок в стране и поддерживать его. Посему повелеваю срочно сформировать отряды по тридцать-сорок человек, в том числе стрельцов, и отправить их на поиск и истребление разбойничьих шаек. Стеречь все дороги из ближайших вотчин. Предоставлять охрану купцам, если попросят, прежде доведя, что опричники готовы защитить их добро и жизни. Днями и ночами объезжать села и деревни. Создать отдельный отряд для поиска, поимки, задержания или уничтожения Кудеяра. Схваченных атаманов доставлять ко мне. Вот с этого надо было начинать, братья, а не с вопросов по митрополиту. Ступайте, исполняйте приказ!
Высшие чины опричнины попятились к двери. Алексей Басманов вышел в коридор.
Скуратова задержал царь.
– Малюта, погоди!
Тот тут же подошел к креслу.
– Да, государь?
– Я послал гонца на Соловки за игуменом тамошнего монастыря Филиппом. Его прибытие следует ожидать где-то в середине июня. Летнюю дорогу от Соловков до Москвы ты знаешь. Боярам известно о приезде Филиппа. Наверняка кто-то из них если не напрямую, то косвенно поддерживает разбойника Кудеяра. Поэтому не исключено, что враждебные нам бояре попытаются убрать Филиппа. Ведь нас с ним связывает давняя дружба. В нем я вижу митрополита, который поддержал бы меня в отличие от архимандрита Германа. Смекаешь, к чему я клоню?