– Да не было ничего подобного, государь.
– Конечно! Все врут, один ты говоришь правду. Не знаешь, что Скуратов долго следил за тобой! Княгиня Ефросинья надоумила отравить меня? Не она ли и яд тебе прислала?
– Меня оклеветали, государь.
– Хватит! – повысил голос царь. – Надоело. Малюта, возьми у начальника стражи порошок, сданный Молявой, принеси сюда его да вина в кубке.
Князь Старицкий побледнел.
– Ты что задумал, Иван Васильевич?
– Угостить тебя тем, что ты припас для меня и моих сыновей.
– Но я не припасал ничего.
– Перестань ныть, веди себя так, как надлежит князю.
– Почему не велишь судить меня и казнить прилюдно, раз считаешь, что я готовил государственный переворот?
– О чем ты говоришь, князь? Это не казнь, а возмездие.
Малюта внес кубок, доложил:
– Я всыпал порошок в вино, государь!
– Поставь на стол.
Скуратов подчинился.
Царь взглянул на Старицкого.
– Пей, Владимир Андреевич!
– Нет!
Из занавеси вышла супруга Владимира Евдокия Романовна, урожденная Одоевская, двоюродная сестра Андрея Курбского.
– Не унижайся, князь! Такова наша судьба. Пей, и я выпью. Вместе жили, вместе и умрем. – Княгиня взглянула на царя. – Последняя просьба, государь. Детей пощади!
– Евдокия! – воскликнул князь Старицкий.
– Пей! – твердо сказала княгиня.
Владимир, а за ним и Евдокия приложились к кубку.
Царь вышел из шатра. Холодный ветер трепал его длинные волосы.
Вскоре появился Скуратов.
– Все, государь, князь Старицкий и его супруга мертвы.
– Мертвы, – тихо повторил Иван, тряхнул головой и приказал: – Тела в Москву, туда же и детей их. С утра послать гонца в Горицкий девичий монастырь с приказом доставить монахиню Евдокию, княгиню Старицкую в Александровскую слободу. Исполняй!
Иван Васильевич оседал коня и скрылся в темноте, сопровождаемый небольшим отрядом опричников.
Владимир Андреевич Старицкий был торжественно, в присутствии Ивана Грозного, похоронен в Архангельском соборе.
Царь ждал прибытия княгини Ефросиньи, но увидеться с теткой ему было не суждено.
22 октября для доклада зашел Малюта Скуратов.
Царь первым делом поинтересовался:
– Где находится княгиня Ефросинья?
Малюта склонил голову.
– У меня плохая новость, государь.
– В чем дело?
– Инокиня Евдокия, в миру княгиня Ефросинья Старицкая, скоропостижно скончалась.
– Как?
– Отравилась на струге, когда тот шел по Шексне.
– Вот как? Значит, отравилась?
– Да, государь!
– Твоих рук дело?
– Да Боже упаси! Мне-то на что ее погибель? Напротив, княгиня могла многое поведать и по делу сына, и по боярам и дьякам, желающим перейти под руку короля Сигизмунда.
– Шексна забрала моего Дмитрия не без участия Ефросиньи. Теперь она сама нашла свою смерть на этой реке. Воистину возмездие, кара Божья.
– Да, государь! Господь покарал смутьянов.
– Ладно! Хоть и кровью, но многолетняя семейная ссора закончилась. Что у нас по Ливонии? По Новгороду?
– Поляки и литовцы заняты обустройством нового объединенного государства – Речи Посполитой. Они ведут переговоры с королем Швеции Юханом Третьим.
– Значит, с запада нам опасность покуда не грозит. Новгород?..
– Там тихо. Но уж слишком тревожно это спокойствие. Мне стало известно, что с Пименом поддерживает отношения боярин Данилов, возглавляющий Пушкарский приказ. Именно новгородцы устроили пышный прием покойному князю Старицкому в Костроме. Надо бы допросить боярина Данилова. Заговорщики по-прежнему хотят сдать наши земли Сигизмунду.
Иван Грозный быстро принял решение.
– Боярина арестовать и допросить как следует. Готовить опричное войско! Численность – полторы тысячи.
– А не мало ли будет? В Новгороде только конная рать насчитывает около трех-четырех тысяч дворян, да еще ополчение, пушки! Новгородцы привычны к ратному делу. То же самое в Пскове.
– А мы разве будем воевать наши же города? Задача похода – покарать изменников, навести порядок, упрочить власть. Простой народ и дворяне против царя не пойдут ни в Новгороде, ни в Пскове. А для бояр да дьяков нам и меньшей рати хватит.
– Ты сам поведешь войско?
Иван Васильевич вздохнул.
– Занимайся делом, Малюта!
– Слушаюсь. Сейчас же лично арестую боярина Данилова.
Не успел Скуратов выйти, как к царю пожаловал князь Ургин, необычайно бледный.
– Доброго здравия тебе, государь!
– Благодарствую. И тебе здоровья, князь, но, по-моему, ты еще не оправился от хвори.
– Да что-то в последнее время мне все хуже.
– На воздухе бываешь мало.
– Возможно. Вот решил приехать. Не прогонишь?
– Не надо тебе о том спрашивать, Дмитрий. Садись, поговорим.
Ургин сел на лавку и сказал:
– Я слышал, княгиню Ефросинью так и не довезли до Москвы?
– Не довезли. Действительно ли она отравилась в пути? Ведь ты об этом хотел спросить меня, князь?
– Нет, государь. Успокоилась душа мятежной княгини, вот и ладно.
– Что говорят в народе по поводу смерти князя Старицкого?
– А тебе Скуратов не докладывает?
– Его боятся, тебя уважают. При нем люди больше молчат, с тобой охотно общаются.
– Разное говорят, государь. Большинство народа, как и прежде, поддерживает тебя. Бояре затаились в ожидании твоих дальнейших действий. А еще я слышал, что ты готовишь поход на Новгород.
– И об этом слухи ходят? – Иван Грозный прошелся по палате. – Ты знаешь, я хотел летом пойти к северным городам, да помешали турки и татары. Сейчас, когда нашествие на Астрахань с Божьей помощью отбито, надо завершить задуманное. Изменники, желающие сдать полякам наши крепости, должны понести самое суровое наказание. Пощады никому не будет.
– Новгородские бояре вряд ли решились бы на измену без поддержки из Москвы.
– Знаю. После Новгорода и Пскова придется разбираться и со столичными вельможами.
– А то, что изменники могут быть в опричных верхах, тебя не смущает?
– Нет, Дмитрий. Кем бы ни были предатели, они обязаны ответить за свои злодеяния. Иначе порядка в стране не навести.