Гор много шутил и совершенно запутал Алю. Она уже не надеялась на отношения с мужчиной, и встреча с Гором показалась ей добрым знаком. Он не лез в душу, как другие. Вместо пошлых комплиментов рассказывал о трех богах, в которых верят индусы: Брахме, Вишну и Шиве. Ему удавалось рассмешить Алю, поразить ее воображение. Она ловила себя на том, что ей грустно расставаться с Гором.
На одной из совместных прогулок Аля спросила:
— Ты серьезно говорил про Индию?
— А ты сомневаешься?
— Как тебе сказать… Я не верю в бескорыстие. Мы едва знакомы, и вдруг ты приглашаешь меня в поездку, которую готов оплатить. Что я буду должна за это?
— Составишь мне компанию. Не люблю развлекаться один. Там, в Гоа, все по-другому, не так, как в Москве. Ты поймешь.
— Все равно странно. У тебя есть лишние деньги?
— У меня достаточно денег. И я не экономлю на удовольствиях. Считай, это мое чудачество.
— Пунктик? — кивнула Аля.
— Фишка!
Она молча покачала головой. Слишком простое объяснение.
— Ты чем-то меня задела, — добавил Гор. — Могу я провести отпуск с женщиной, которая меня волнует?
— А что скажет твоя жена?
— Она не ревнива, впрочем, как и я.
— Ты тоже рекламщик?
— Я врач, — улыбнулся он. — У меня частная практика.
— Стоматолог?
— Почему сразу стоматолог? Я гомеопат. Лечу подобное подобным. То, что вызывает болезнь, может с ней и справиться. Традиционная медицина противодействует недугу, а я ему потакаю. Клин клином, как говорится.
— Странный подход.
Аля была не сведуща в медицине, и Гор не стал развивать тему.
— Кстати, на здоровье не жалуешься? — осведомился он.
— А ты хочешь предложить свои услуги?
— Почему бы нет?
— Надеюсь, это не понадобится.
Тот теплый летний вечер сблизил их сильнее, чем иных сближают годы общения. С Гором было легко, весело. Он обладал приятной наружностью, острым умом и свободными взглядами.
— Наверное, твои пациенты тебя обожают…
— Угадала.
— Слушай, а чем занимаются шиваиты?
— О-о! Они наслаждаются! Они постоянно в кайфе!
— Неужели это возможно? — вырвалось у Али.
— Еще как…
— Научишь меня ловить кайф?
— Обещаю!
Гор возил ее по темным улицам на своем авто. Это был белый «Форд Фокус». Сидя рядом с водителем, Аля созерцала его мужественный профиль и терзалась подозрениями. Предыдущий негативный опыт оставил в ее сердце глубокий след, незажившую рану. Вероятно, эта боль заставляла Алю искать в действиях Гора скрытый подтекст, некие замыслы относительно нее. Хотя какой интерес она может представлять для преуспевающего женатого врача? Денег у нее кот наплакал, молодость прошла, из недвижимости только однокомнатная квартира в спальном районе.
— Хорошая у тебя машина…
— Новая модель, — похвалился он. — Взял в кредит, теперь выплачиваю. Жена не водит. У нее плохое зрение. У тебя есть права?
— Ни прав, ни машины.
— Нормально, — одобрил Гор. — Не женское дело руль крутить. Нужно иметь мужчину-водителя. Такого, как я.
Аля пожала плечами. После смерти матери она едва сводила конца с концами. Какая машина? Хватало бы на еду и тряпки. Гор, вероятно, обратил внимание, как она скромно одета, и не задавал лишних вопросов, щадил ее самолюбие.
Не то, чтобы Аля стеснялась своего вида, скорее, ей было досадно. Что с ней не так? Почему она не сумела поймать птицу счастья? Может, судьба дает ей шанс в лице этого улыбчивого доктора?
— Ты умеешь медитировать?
— Конечно, — кивнул он. — Хочешь, научу? Это просто. Принимаешь позу лотоса, слушаешь мандо и блаженствуешь. Мандо — нечто среднее между индуистским песнопением и серенадой. А потом куришь чилом.
— Это специальный табак?
— Трубка с «божественным ароматом Шивы». Смесь табака и чараса.
В салоне машины пахло Индией. Аля могла бы поклясться, что ощущает душистый дым, которым пропиталась обивка сидений.
— Вообще-то я не курю…
— Я не признаю сигарет, если ты об этом, — пояснил Гор. — Однако чилом стоит того, чтобы попробовать.
Але нравилось его ненавязчивое ухаживание. Все-таки он за ней ухаживал. Несмотря на амбициозную жену и разницу в возрасте.
— Я позвоню, — говорил он на прощание и по-детски целовал ее в щеку.
День за днем она пыталась понять, что в Горе настораживало ее, казалось притворным. Но так и не поняла…
— Последний сон! — прошептал кто-то, и Глория открыла глаза.
Она лежала на своей кровати, в спальне с гобеленами. На одном из них царь в золотой короне встречал женщину в пышных одеждах, сопровождаемую свитой прислужниц. Соломон и царица Савская.
При взгляде на эту придворную сцену Глория каждый раз вспоминала одно и то же: ее собственную встречу с хозяином коттеджа, где она теперь живет [1] . Может, карлик Агафон и не был царем, но Глорию он называл царицей.
Перед смертью он написал для нее письмо, которое попросил сжечь. Она старалась забыть те неожиданные запоздалые признания, выведенные на бумаге рукой карлика. Они волновали ее, лишали покоя. Строчки всплывали в памяти как бы сами собой, когда она даже не думала о письме. Прав был Агафон: уничтоженное в физическом мире, письмо осталось только между ними. Где двое, там третий неуместен.
Но он был, этот третий. Он существовал во плоти, причем плоть его выглядела потрясающе. Сероглазого брюнета звали Роман Лавров. Ее бывший начальник охраны, а ныне частный детектив на вольных хлебах.
Глория спустила ноги на пол и ощутила мягкий ворс ковра. Она уже несколько лет вдова и вторично выходить замуж не собирается. Но любовь и брак — разные вещи.
Этой ночью ей опять приснилась бесконечная анфилада комнат с высокими потолками и окнами в сад. Она шла из двери в дверь, из арки в арку… и попала в аллею, обсаженную липами. Деревья были обсыпаны душистым желтым цветом. Глория держала в руке письмо…
«Не исключено, что Соломону была известна формула творения, — писал Агафон. — И царица Савская приезжала именно за ней. Не исключено, что она получила то, чего желала. Или не получила. И первое, и второе одинаково возможно…»