Сначала она просто увидела под деревянными подпорами расположенной по периметру двора галереи человека, который пробирался в тени, легко и неслышно, будто крался. Что-то привлекло к нему внимание Джоанны, она всмотрелась… и слабо ахнула. Человек в лохматом колпаке и овчинных шкурах… Это же дервиш Мамед-Заки, который ехал с ними в караване до Хеврона! Как он тут оказался?
Тревога возникла внезапно, еще не осознанная, скорее похожая на удивление. Но затем, когда Джоанна увидела, как дервиш, выглянув из-за деревянного столба подпоры, смотрит туда, куда движется Мартин, волнение стало нарастать. А потом вдруг дервиш закинул веревку на перила верхней галереи и с удивительным проворством, словно какое-то огромное насекомое, взобрался наверх и стал, крадучись, идти по галерее вдоль построек караван-сарая.
Джоанна стояла как раз напротив, она видела его через двор, но этот Мамед-Заки двигался столь неслышно, что в утреннем сумраке больше не привлекал ничьего внимания. И Джоанна вдруг поняла — дервиш пытается настигнуть Мартина! А тот как раз неспешно поднимался по лестнице. Сейчас он выйдет на галерею, к которой, опоясывая двор, под углом примыкает та, по которой пробирается дервиш.
Почти не задумываясь, Джоанна стремительно кинулась по своей галерее, не сводя взора с мелькавшего за арками напротив Мамеда-Заки. Она оказалась у поворота галереи одновременно с ним. Мартин как раз взошел по лестнице, повернулся к Джоанне, а дервиш возник из-за угла сразу за ним. Мартин оказался между ними двумя, его силуэт заслонил собой дервиша, но еще до этого Джоанна увидела, как тот быстро делает замах… Она громко закричала:
— За спиной, Мартин! Сзади!..
То ли интонации в ее голосе, то ли сработала привычка уклоняться при малейшем намеке на опасность, но Мартин быстро отпрыгнул в сторону, упал, перекатился через голову и, уже поднимаясь, рывком выхватил из-за пояса кнут и сделал им выпад в сторону, откуда, как он понял, исходила опасность.
Ударом кнута, сделанного из крепкой многослойной скрученной кожи, можно было шкуру с быка спустить, но сейчас посланный полукругом кнут отбил лишь что-то легкое, отлетевшее в сторону с металлическим звуком. «Кинжал!» — догадался Мартин, чувствуя, как похолодело в животе. Но было не до размышлений, и он вновь направил удар кнута туда, где заметил пятившуюся в конце перехода галереи тень. И кнут обвил того, кто метал кинжал. Или кинжалы? Ибо Мартин понял, что его настиг ассасин, а они редко ограничиваются одним ударом.
Резким рывком на себя Мартин вынудил нападавшего упасть на колени. Тот еще сопротивлялся, боролся, хрипел и судорожно дышал, стараясь сорвать кожаную удавку, обвившую горло. Мартин сильнее дернул кнут, рванув дервиша, как марионетку на ниточке. Тот упал, перевернулся, а Мартин уже был рядом, с силой наступил ему ногой на лицо, а другой прыгнул на живот, выбивая дыхание.
Казалось, он производил все это беззвучно, но в караван-сарае было немало людей, они услышали крик Джоанны, увидели происходящее наверху, и стражники поспешили на шум борьбы. Мартин почти оплел дервиша кнутом, рывком приподнял, посмотрел в темное от татуировок лицо и увидел расширенные, полные ненависти глаза. Он узнал этого человека.
— Далиль? Рафик Далиль?
Его наставник в замке Масиаф, когда он еще был учеником ассасинов.
Далиль не успел ничего ответить, их окружили подоспевшие стражники. Один из них увидел лежавший у стены кинжал с узким лезвием и позолоченной рукоятью.
— Ассасин! — закричал стражник. — Скорее! Все сюда! Мы поймали проклятого ассасина!
Убийц Старца Горы, шиитов по вероисповеданию, мусульмане-суниты ненавидели и старались обезвредить. Поэтому не успел Мартин опомниться, как его бывшего учителя уже схватило множество рук; его дергали, били, трепали. Стражи заломили ему руки и потащили куда-то, проталкиваясь сквозь разъяренно шумевшую толпу.
Мартин перевел дух и оглянулся. И тут улыбка облегчения окаменела на его лице, глаза наполнились ужасом.
В два прыжка он достиг поворота арочной галереи и оказался подле Иосифа, поддерживающего за плечи осевшую на пол Джоанну. С левой стороны, между ее ключицей и плечом, торчала позолоченная рукоять кинжала. Второй кинжал… Ассасины всегда совершают два броска.
Иосиф вроде что-то сказал Мартину, но тот не слышал. Он смотрел только на Джоанну, видел ее побелевшее лицо, остро блестящие, устремленные на него глаза. И вдруг с ужасом понял, что, когда он, поддавшись заученной привычке уклоняться от опасности, рванулся в сторону… Джоанна оказалась под ударом. Брошенный в него кинжал поразил женщину, и это он, Мартин, подставил ее…
От ужаса и горя Мартин не мог вымолвить ни слова. В груди словно разлился тяжелый свинец — ни вздохнуть, ни выдохнуть. А она смотрела на него такими невероятными глазами…
Надо было опомниться и что-то делать. Мартин потянулся к рукояти кинжала, однако тотчас убрал руку: порой торчавший из раны нож нельзя было выдергивать, иначе раненый мог захлебнуться кровью.
Мартин заплакал, чувствуя свою беспомощность. Джоанна вдруг разлепила побелевшие губы и, не сводя с него взгляда, произнесла по-английски:
— Священника! Ради самого Неба, приведи ко мне священника!..
В уголках ее губ выступила кровь, глаза закрылись.
Мартин скорее понял, чем услышал, что сказал ему Иосиф:
— Осторожно подними ее и неси за мной.
— Нож ассасин кидал в тебя, Мартин, и нам, можно сказать, повезло, что он попал в Джоанну уже на излете, — пояснял другу Иосиф.
В его голосе чувствовалась усталость: так и не отдохнув с дороги, он долго занимался Джоанной.
— Она выживет? — глухо спросил Мартин.
Во время учебы у ассасинов он тоже изучал врачевание, но не сильно преуспел в этом и, как бы ему сейчас ни хотелось помочь любимой, ничего не мог для нее сделать.
Иосиф задумчиво поглаживал кончик длинного изогнутого носа.
— Как я понимаю, задето легкое — отсюда этот кашель с кровью, пена на губах, пузырьки газа на порезе, когда я ее перевязывал. Я старательно обработал рану горячим вином, наложил пропитанный кровоостанавливающими травами тампон и туго перевязал. Еще я влил ей в рот немного опиума, чтобы она оставалась в неподвижности, не ворочалась и не металась в бреду. Покой — это то, что ей сейчас особенно нужно. Остальное же… Леди Джоанна потеряла много крови, и теперь все зависит от того, насколько она сильна, чтобы организм справился с причиненной кинжалом раной. Я же буду рядом и прослежу за ее состоянием.
Мартин поднял на друга покрасневшие глаза — вторые сутки без сна, пережитый шок, страх и волнение за любимую истощили его силы. Он хрипло произнес:
— Она просила позвать священника.
Иосиф глубоко вздохнул. Где они сейчас могут разыскать тут католического священника? Но в Иерусалиме — возможно. Иосиф сказал, что, если ему удалось остановить кровотечение и кровь не будет проступать через повязку при дыхании раненой, они смогут тронуться в путь. Ведь до Иерусалима отсюда меньше трех миль. А там есть врачи куда опытнее Иосифа. Вот они и поедут, устроив леди Джоанну на носилках…