Все время после ранения Джоанны Мартин был с ней нежен и предельно осторожен. Порой он бережно обнимал ее, иногда легонько целовал, однако не решался позволить более смелой ласки. Но сейчас, когда Мартин наблюдал, как она медленно и нежно касается холодного камня, он вдруг отчаянно захотел, чтобы она так же прикоснулась и к нему.
Ранее их страсть сразу находила отклик друг в друге, но сейчас Мартин еще не осмеливался проявить возникшие желания. После ранения Джоанна казалась ему такой слабой, хрупкой, уязвимой, ее надо было оберегать и поддерживать, не думая о собственном вожделении. Поэтому он просто молчал, стараясь сдержать невольно участившееся дыхание.
Но в тишине Джоанна услышала, как он дышит. Мартин был рядом, он смотрел на нее, глаза блестели, грудь вздымалась… И внезапно она сама почувствовала, как сильно ее влечет к нему. Перенесенная боль и слабость после ранения, тревоги и страх быть обнаруженной в последнее время словно заморозили в ней что-то. Но сейчас, когда они стояли рядом и она чувствовала на себе его взгляд, жадный, пристальный, осторожный, Джоанна почти с наслаждением узнала возрождающееся волнение, почувствовала, как легкая дрожь прошла по спине под распущенными волосами, как гулко застучало сердце. Даже прикосновение рубахи к телу вдруг показалось невероятно возбуждающим, грудь стала очень чувствительной, а внизу живота начал разгораться сладкий огонь…
Нервно облизнув внезапно пересохшие губы, Джоанна прошептала:
— Я хочу, чтобы ты меня обнял. Хочу ощутить твои руки на моей коже…
От этих слов у него будто все вспыхнуло. Однако когда она прильнула к нему, Мартин мягко удержал ее.
— Я не могу. Твоя рана…
— Только шрам, — произнесла она тихо и опустила голову. — Шрам как у воина. Для женщины это изъян. И я уже никогда не буду такой красивой, как ранее… Не буду тебе нравиться.
Ее голос задрожал, и она отступила. Но Мартин шагнул к ней, взял ее лицо в ладони и несколько минут всматривался в ее светлые затуманенные глаза.
— Если для меня есть что-то прекрасное и совершенное в этом мире, то это ты…
Он поцеловал ее медленно и осторожно, она ответила на его поцелуй, чуть раскрыв уста, а потом сама обняла его, запустила пальцы в его выгоревшие, чуть влажные волосы. Так сладко было прижиматься к нему, чувствовать, как по телу проходит страстная дрожь, наслаждаться этим ощущением бьющей ключом жизни.
И все же Мартин был очень бережен с ней. Восхищенная Джоанна не предполагала, что можно обмениваться такими долгими и нежными прикосновениями, даря неописуемое наслаждение. Мартин держал ее в объятиях как хрупкую драгоценность, хотя в нем самом вовсю клокотала страсть. Есть немало способов доставить удовольствие, не доходя до соития, и этой ночью они предавались самым откровенным и смелым ласкам. Их прикосновения и поцелуи были сладостно упоительными, тела нежно сплетались и изгибались в объятиях, губы, языки, пальцы выводили свой узор, и они тихо стонали в исступлении. И если некогда Джоанну смущали нескромные просьбы любимого, то в этот раз она позволяла ему делать с собой все. Она полностью раскрылась, доверилась ему, и ее выступившие от избытка чувств слезы, ее искусанные в попытке сдержать стон губы были откликом на то наслаждение, какое он ей доставил. А потом она сама стала настойчивой, пожелав испробовать на любимом то, о чем порой говорили женщины в гареме, что смущало и возбуждало ее. Джоанна жаждала познать эти ласки, и в какой-то миг Мартин уже не мог сдержать рвавшегося горлом глухого крика, а потом обнял ее, долго держал в объятиях, благодарно и упоенно целуя.
— А теперь спи, любовь моя. Ибо завтра опять будет долгий день, тяжелый путь, а потом…
Он умолк, прислушиваясь к ее дыханию. Джоанна заснула, а Мартин, счастливый, лежал и думал, что, как бы ни сложилась в дальнейшем их судьба, то, что было между ними, не может так просто исчезнуть. Слишком через многое они прошли и пережили, чтобы потерять соединивший их драгоценный дар любви.
Обычно путники не спешили подниматься пораньше с утра. И когда Мартин проснулся, в оконный проем башни уже били лучи солнца. Осторожно убрав с плеча голову спящей Джоанны, он смотрел на нее какое-то время, любуясь, а потом бережно укрыл, даже занавесил оконный проем плащом, чтобы солнечный свет не разбудил любимую. Пусть отдохнет подольше, восстанавливая силы для дальнейшего продвижения.
Их товарищи тоже еще спали. Спускаясь по винтовой лестнице вниз, Мартин слышал громогласный храп. Иосиф обычно спал тихо, как птичка, поэтому он не удивился, увидев сменившегося с поста и теперь вальяжно раскинувшегося на тюках Эйрика. Видимо, друзья решили этой ночью не беспокоить его, оставив с Джоанной, и рыжего на посту сменил Иосиф. Правда, из молодого еврея сторож был неважный, и, выйдя из башни, Мартин только хмыкнул, заметив неподалеку от коновязи мирно спавшего на каменной приступке приятеля. Он не стал его будить. Вокруг было спокойно и тихо, только стрекотали в пожухлой траве сверчки да пофыркивали у коновязи лошади.
Мартин неспешно набрал воды из колодца и отнес ее наверх Джоанне, а потом, спустившись, начал потихоньку собираться. Он принялся взнуздывать лошадей и при этом невольно разбудил Иосифа. Когда они спокойно переговаривались, Мартин на миг оглянулся и… замер. Вдали, со стороны, где пролегала Дорога паломников, на фоне ярко-голубого неба поднималась туча густой рыжей пыли.
— Иосиф, скорее буди наших! — неожиданно резким голосом произнес он и, рывком вскочив на еще не оседланную лошадь, сжал ее бока шенкелями.
Тонконогие арабские лошадки легко берут с места в карьер, и Мартин быстро доскакал до возвышенности, откуда вчера наблюдал за Дорогой паломников.
Он еще не добрался до вершины, когда уже стал различать некие отдаленные звуки: гул, глухие удары, протяжный звук труб. Мартин натянул поводья и, спрыгнув на склон, осторожно поднялся наверх и распластался на земле, наблюдая за открывшейся его взору картиной. По Дороге паломников, сколько хватало глаз, двигалась огромная армия. В облаках поднятой множеством ног пыли шагали отряды пеших копейщиков, гарцевали конники в тюрбанах, ревели походные трубы, медлительные волы тащили разобранные стенобитные орудия, развевались на древках разноцветные знамена, среди которых преобладал в основном зеленый цвет — любимый цвет пророка Мухаммада. Мартин понял, что это выступила из Иерусалима собранная там ранее армия Салах ад-Дина. Причем шла она по Дороге паломников… к Яффе, хотя ранее предполагалось, что свой удар по войску крестоносцев султан нанесет совсем в другом месте.
Мартин осторожно сполз с возвышенности, поймал за повод коня и стремительно поскакал назад к кастелю. Еще на ходу он закричал, что им следует немедленно уезжать.
— Войско султана на подходе, в любой миг тут может оказаться один из его разъездов, и тогда… помоги нам Боже!
Эйрик сразу сообразил, что нужно делать, и, окликнув Джоанну, стал седлать лошадей. Она тут же появилась, на ходу пристраивая на голове тюрбан, взялась помогать ему. Только Иосиф сперва растерялся. В момент появления Мартина он изучал карты, уточняя путь их дальнейшего продвижения, но уронил их, услышав новость, и теперь то кидался помогать приторачивать тюки, то принимался сворачивать карты, а потом поспешил к колодцу, чтобы помочь Мартину набрать воду в мехи.