В сереющих сумерках повсюду раздавались стоны, слышались выкрики команд и бешеное ржание лошадей. Среди этой сумятицы только тамплиеры сумели выстроиться в ряд и сплошной линией двинулись навстречу сарацинам, делавшим разворот для нового наскока. Возле Джоанны какой-то копейщик-охранник сказал:
— Смотрите, мадам, эти рыцари Христа всегда знают, что надо делать.
Однако пока тамплиеры с одной стороны отогнали атаку конных стрелков, другая часть мусульманского отряда уже подъехала совсем близко с другой стороны, причем с такой скоростью, что охранявшие обоз копейщики едва успели выставить копья. По их щитам и шлемам застучала сталь, люди стали падать от выстрелов в упор, поражающих их прямо в лица, и в итоге они кинулись врассыпную, падая под ударами сабель. В возникшей сумятице сарацины сумели увести пару груженых верблюдов и похватать с возов тюки.
Они отскочили столь же стремительно, как и напали. Когда Джоанна выбралась из-под воза, она совсем рядом увидела своего мужа. Он натягивал повод коня и кричал на копейщиков, грозил им карами, а потом вдруг понесся за угонявшими верблюдов сарацинами. Обри даже успел схлестнуться с развернувшимися всадниками, выхватил у одного из них повод верблюда, но тут животное получило стрелу в шею, заревело и рвануло совсем в другую сторону. Обри понесся за убегавшим верблюдом, поймал его за повод, однако обезумевшее животное не слушалось понуканий и увлекало де Ринеля все дальше от обоза.
Наконец Обри справился, но, на свою беду, оказался в стороне от основной схватки. Его заметили сарацины и, развернув коней, стали окружать.
— Обри! — пронзительно закричала Джоанна. — Скорее возвращайся! Ты в опасности!
Но ее муж все еще дергал повод верблюда, кричал, озираясь и призывая на подмогу. И тут под ним рухнул конь.
Сарацины успели перехватить повод верблюда, с ликующими воплями потащили его прочь. Обри сумел подняться, но, вместо того чтобы защищаться или поспешить к своим, вдруг кинулся за ними, крича и потрясая кулаками.
Джоанне казалось, что нечто подобное она уже видела. Давно, когда они ехали по землям Византии, на них напали… Тогда Обри тоже бросился спасать вещи и едва не погиб, но ему на помощь пришел Иосиф.
Невероятно, но прошлое и впрямь повторялось. Иосиф опять оказался поблизости, он гнал к Обри де Ринелю своего мула и при этом тащил в поводу рыцарского коня. Он был уже близко, когда угнавшие верблюда сарацины словно что-то сообразили, и несколько из них развернули лошадей. Обри наконец опомнился и, заметив неподалеку Иосифа, побежал к нему. Но сарацины уже окружали их, всадники носились вокруг успевшего выхватить меч Обри, а двое повернули к Иосифу, занеся сабли.
Еврей увернулся чудом, однако при этом он выпустил повод коня, и тот кинулся в сторону, что, по сути, спасло Иосифа, ибо храпящее животное столкнулось с конем мусульманского воина, вынудив всадника с занесенной саблей отступить от намеченной жертвы. Иосиф изо всех сил погонял своего мула к колонне, откуда уже спешили на помощь тамплиеры.
Становилось все темнее, но Джоанна успела заметить, как мусульманские всадники окружили ее мужа, а потом поволокли его. Она не могла видеть в сумраке наброшенную на него веревку, но можно было догадаться, что Обри тянут на аркане, удаляясь все дальше в сторону. Вокруг обоза еще слышался шум схватки, раздавались какие-то выкрики, но становилось понятно, что сарацины отступают. Они сделали то, что хотели, успели поживиться и теперь отступали с добычей: увели несколько вьючных животных, забрали тюки с телег, даже захватили мула, груженного пряностями Иосифа, о котором тот совсем забыл, пока пытался спасти Обри де Ринеля.
Еще стонали раненые и ржали подстреленные сарацинами лошади, еще подбирали павших и сокрушались, сколько животных было убито и потеряно, однако уже звучали команды спешно трогаться в путь. Войско Саладина было всего в нескольких милях, и в любой миг нападение могло повториться.
Когда колонна тронулась в путь, Эйрик подъехал к приунывшему Иосифу, который занял свое место позади тамплиеров.
— Ну, ты и отличился, парень! И своего бесценного мула упустил, и эту занозу Обри пытался спасти.
— Мне казалось, что я смогу, — сказал еврей, который только теперь стал приходить в себя. — Ведь мы так давно его знаем, и когда-то мне удалось выручить его…
— И что? Он хорошо отблагодарил тебя за помощь? Не будь наивным, приятель. Как по мне, этот самодовольный ублюдок заслуживает, чтобы его пленили и заставили ворочать ворот пресса где-нибудь в сарацинском плену. Если его не зарубят сразу, конечно. Хотя магометане не глупцы и наверняка поняли, что этот рыцарь в алом плаще — важная персона, а значит, за него можно получить немалый выкуп. Ох, и удавится же сквалыга Обри от ярости! Но леди Джоанне все равно придется платить, как это принято в ее кругу. Посмотри, как она озирается. Наверное, волнуется за супруга.
Но Джоанна сейчас думала не о муже. Она успокоилась только после того, когда к ней подскакал Мартин. Какой-то миг они смотрели друг на друга, потом Мартин чуть кивнул ей и помчался туда, где звук трубы скликал отряд рыцарей ордена Храма.
Колонна продолжила свое продвижение в наступившей темноте.
У преподобного Рауля, нового патриарха Яффы, лицо было тонкое, аристократическое, красивое, однако слабое и безвольное. Таким был и он сам. Поэтому никто не удивился, когда Рауль произнес:
— Я думаю, что после захвата сарацинами Нижнего города нам ничего не остается, как начать с султаном переговоры о сдаче. Салах ад-Дин слывет человеком милостивым и великодушным. И если мы пошлем к нему парламентеров…
Тут он осекся, увидев лица своих собеседников.
В узком покое яффского замка их было трое: упомянутый патриарх Рауль, маршал ордена тамплиеров Юг де Мортэн и коннетабль Иерусалимского королевства, а ныне еще граф Яффы и Аскалона Амори де Лузиньян, брат бывшего короля Гвидо де Лузиньяна. Причем последний оказался в Яффе совершенно случайно: получив в удел Яффу и Аскалон, он обычно пребывал в Аскалоне, куда велел доставить свою жену и детей, а в Яффу приехал рано утром, как раз в тот момент, когда к городу подошло воинство султана Саладина. С Амори было всего десять рыцарей, но когда их заметили и стали окружать, он успел проскочить в южные ворота только с тремя из них, после чего ворота закрыли и Амори пришлось только ругаться и стонать, наблюдая, как сарацины добили отставших семь доблестных рыцарей.
Амори явно не ожидал появления тут войск Саладина, он, как и большинство, был уверен, что если войско султана и пойдет в наступление, то в сторону осажденного силами короля Ричарда Бейрута. И только в самой Яффе он узнал, что еще до рассвета в город вернулись занимавшиеся укреплением Рамлы крестоносцы, причем сарацины буквально висели у них на хвосте, успели нанести ощутимый урон и даже пленили коменданта Яффы Обри де Ринеля.
Что касается последнего, то Амори не очень огорчился на его счет. За то время, пока Обри командовал в Яффе, де Лузиньян не единожды вступал с ним в конфликт, раздраженный его мелочностью и себялюбием, а еще не раз подозревал, что де Ринель не чист на руку. Нынешний приезд Амори в Яффу и был обусловлен тем, что коннетабль лично хотел проследить за разгрузкой недавно прибывшего судна, на котором доставили жалованье для солдат и новые стройматериалы. Прыткому Обри он не доверял, но, как оказалось, тот попал в плен, а стоявшие в гавани Яффы суда, разграбленные сарацинами, теперь наверняка либо были сожжены, либо пошли ко дну. Проклятые язычники умудрились даже разбить метким ударом из баллисты быстроходную генуэзскую галеру, попытавшуюся выйти в открытое море, дабы сообщить остальным крестоносцам весть о внезапном нападении на Яффу. Теперь окруженный немалым войском город оказался предоставленным самому себе, без надежды на помощь со стороны единоверцев.