Мартин, казалось, забыл обо всем, глядя на своего ребенка. Но Джоанна взволнованно спросила у него, как долго они выстоят против сил сарацин, и ее вопрос вернул его в реальность. С огромным сожалением он передал маленькую Хильду Годит. Вот и все, он украл у жизни еще один миг оглушительного счастья, но теперь ему надо торопиться.
— Я сейчас уйду, любовь моя, — произнес он, глядя на Джоанну так, словно хотел навсегда запечатлеть для себя ее образ. — Мне надо уехать из Яффы с донесением о нападении. И только Богу известно, встретимся ли мы вновь.
Джоанна почувствовала, как в ее сердце вонзилось невидимое острие. Она понимала, какое опасное задание ему поручили, понимала, насколько рискованно сейчас покинуть осажденную врагами Яффу. Но, взяв себя в руки, она сдержанно произнесла:
— Ты всегда вел опасную жизнь, Мартин. Но сейчас ты едешь, чтобы спасти всех нас. Да пребудет с тобой милость Неба, мой единственный возлюбленный!
Ее голос охрип от подступивших слез, но она сдержалась. Женщины крестоносцев не рыдают, когда их мужчины уходят на войну. И Джоанна только перекрестила его напоследок.
Мартин был благодарен, что она благословила его. Он сказал:
— Я сделаю все, что нужно. Я не могу позволить себе погибнуть или попасть в плен, ибо это означает оставить вас с Хильдой в беде. Молись же за меня.
Он ушел быстро, не оборачиваясь, а она все стояла на ночном горячем ветру, глядя на отблески лунного света, пляшущие на поверхности моря. Теперь, когда Мартина уже не было рядом, Джоанна позволила себе расплакаться.
Король Ричард был не в настроении: он отказался завтракать, не пожелал встретиться с явившимися к нему женой и сестрой, едва выслушал наставления папского легата и, так и не окончив разговор с ним, отправился на стену замка тамплиеров в Акре, откуда стал наблюдать за кораблями в гавани. Сегодня намечалось отплытие из Леванта тех крестоносцев, которые решили для себя, что их поход уже окончен. Им не было дела до предстоящей осады Бейрута, они не желали оставаться, когда стало ясно, что армии не взять Иерусалим. Поэтому сегодня немало воинов Христовых собрались с баулами и тюками в гавани, смотрели на покачивающиеся у берега корабли. Было жарко, но с моря дул такой сильный ветер, что даже каменный мол, ограждавший гавань, не мог его сдержать: суда подпрыгивали на волнах, как поплавки, — и мощные неповоротливые юиссье, и многовесельные галеры, и крутобокие нефы, и легкие галеи. Люди смотрели на них, не решаясь начинать погрузку.
— Черта с два у вас сегодня получится покинуть Святую землю! — рыкнул Ричард и погрозил кулаком кораблям, словно они были виноваты, что столько воинов посчитали свою миссию выполненной и не желали более слушать приказов английского короля.
Однако неспокойная стихия мешала и самому Ричарду, собиравшемуся приступить к осаде Бейрута, окружить его с моря. В ожидании начала боевых действий Ричард скучал. Он уже был не рад, что решился на это последнее сражение за Бейрут, когда письма от королевы-матери настойчиво требовали его возвращения. Но Ричард дал слово и теперь не мог заявить Генриху Шампанскому, чтобы тот сам возился с последним оплотом мусульман на побережье. К тому же Ричард был удручен недавним известием о скоропалительной кончине Медведя, герцога Гуго Бургундского.
Порой потерять старого врага не менее печально, чем друга. К тому же Медведь не всегда выступал против Львиного Сердца, они долгое время были соратниками, сражались плечом к плечу, могли положиться друг на друга в баталиях. Но потом начались интриги. И если поначалу Гуго не желал в них участвовать, то постепенно противники Ричарда переманили его на свою сторону. Гуго даже стал сочинять о Ричарде скабрезные стишки, которые весело распевали в лагере французских крестоносцев. Ричард тут же ответил многочисленными выпадами в стихах против лохматого герцога, а поскольку сочинять он мог не в пример лучше бургундца, то его стихи стали пользоваться куда большей популярностью и немало злили и раздражали Гуго.
И все же Медведь не отказался выступить с королем на Бейрут. Но неожиданно умер. Силы небесные! Пройти через столько опасностей, получить множество ран и порезов в схватках, болеть, выздоравливать, снова садиться в седло и нестись навстречу неприятелю, а потом вдруг умереть в одну ночь от несварения желудка!
Ричарду было искренне жаль Гуго. А позже он узнал, что коварный епископ де Бове повсюду распространяет слухи, что это якобы Ричард отравил бургундского герцога. Причем многие ему поверили. Особенно в лагере французов, которыми командовал Медведь.
Королю было горько. Почему они считают, что он способен на такие поступки? Он воин, полководец и рыцарь, а они приписывают ему действия мелкого интригана. Сперва уверяли, что это он подослал убийц к Конраду Монферратскому, затем шептались, что Львиное Сердце собирался отправить лазутчиков во Францию, чтобы отравить короля Филиппа, а теперь распустили сплетни, что рыцарственный Ричард через подставных лиц подсыпал яд своему боевому соратнику Медведю. Послушать их, так английский король едва ли не на самого Папу в Риме готов покуситься. Или же извести колдовством и порчей султана Саладина. Все это казалось смешно… если бы не было так грустно. Вчера, когда Ричард заказал службу за упокой души старины Гуго Бургундского и уже выходил из собора, ему довелось услышать, как французские рыцари выкрикивали в его адрес проклятия и называли убийцей. Немудрено, что многие из них ныне захотели уехать.
Еще Ричард заметил со стены небольшую группу высоких светловолосых крестоносцев с длинными пиками в руках. На одной из них он различил ярко-желтый флажок с темным изображением, и хотя на таком ветру и на расстоянии герб было не рассмотреть, Ричард понял, что это фламандцы. Этот отряд пикинеров прибыл в Святую землю перед вторым походом английского короля на Иерусалим, они сразу присоединились к его армии, но в результате им так и не довелось поучаствовать в битвах с неверными, и их огромные пики не были применены в бою. Иные крестоносцы даже насмехались над фламандцами: вот же, везли эти длиннющие древки через столько морей, а теперь, так и не опробовав в деле, потащат назад. Все знали, что, несмотря на желание фламандцев поучаствовать в осаде Бейрута, командование решило, что там их помощь не понадобится.
У Ричарда вдруг возникло желание пообщаться с этими рослыми парнями из Фландрии: он всегда был неравнодушен к новому вооружению, да к тому же фламандцы, как и он сам, не больно-то любили французов. После смерти их герцога земли Фландрии постарался заполучить король Филипп, и фламандцы чувствовали себя по сути захваченными. Они куда охотнее признали бы своей правительницей сестру их почившего герцога, Маргариту Эльзасскую, с которой ныне король Франции вел тяжбу за владения. Пока же, прибыв в Святую землю, они оказались под рукой Гуго Бургундского, мир его праху. А после кончины Медведя командование над пикинерами из Фландрии перешло к епископу де Бове, объявившему себя главой всех подданных французского короля в крестовом походе.
Сейчас Ричард велел послать за фламандскими пикинерами и долго разговаривал с ними во дворе ордена Храма, не обращая внимания на тамплиеров, сновавших под галереями крепости. Рыцари Храма никогда не изнывали от безделья, у всех были свои обязанности, а из праздных зевак, наблюдавших за беседующим с фламандцами королем, поодаль стояли только верный Ричарду английский епископ Солсбери и недавно приехавший с Кипра Гвидо де Лузиньян. Последний прибыл, желая пообщаться с теми из палестинских пуленов, которые лишились своих владений, захваченных Саладином, а также с вдовами и детьми рыцарей, погибших во время похода. У Гвидо был план: пригласить их к себе на остров и предложить службу, пообещав за нее плату и земельные наделы. Так он надеялся создать вокруг себя латинское католическое окружение, и многие находили это разумным, зная, что верные константинопольскому патриарху киприоты не очень охотно принимают навязанного им короля-католика. Они смирились с ним, но только при условии, что он обвенчается с дочерью Исаака Комнина, царевной Синклитикией. Киприоты, еще недавно ненавидевшие ее отца за жестокое правление и поборы, ныне вспоминали только о том, что он был их единоверцем, и считали дочь Исаака законной наследницей трона. Однако Гвидо под разными предлогами все время откладывал свадьбу. Ричард же, узнав, что свадьба Лузиньяна с Девой Кипра не состоялась, неожиданно почувствовал потаенную радость и принял Гвидо весьма приветливо, пообещав посодействовать в отправке на Кипр оставшихся без земельных наделов пуленов Святой земли.