Бронзовая кожа Роберта приобрела оттенок мела. Он явно не верил услышанному. Мне стало почти жаль его, когда он, заикаясь, произнес:
– Мой отец… предложил вам… выйти за него?
– Тебя как будто это удивляет. С чего бы? Яблочко от яблоньки недалеко падает, так принято говорить.
Роберт рванулся к ней с такой яростью, что я сам едва не бросился на него. Меня удержал Барнаби, словно тисками сжав плечо, а Кейт, остававшаяся неподвижной, метнула в нашу сторону предупреждающий взгляд. Я вцепился в рукоять кинжала и заметил, что рука Кейт скользнула под плащ, где, без сомнения, пряталось нечто не менее острое. Это лишний раз убедило меня в ее преданности Елизавете, по крайней мере на данный момент.
Роберт схватил Елизавету за руку так резко, что ее прическа рассыпалась и волосы, подобно языкам пламени, разметались по плечам, а жемчужины разлетелись по павильону.
– Вы лжете! Вы всегда лгали мне и играли со мной – словно течная сука. И все же, спаси меня Бог, я так желаю вас.
Он прижал ее губы к своим, она отшатнулась и со всей силы ударила его по лицу так, что звук разнесся эхом в густом от напряжения воздухе. Ее кольца впечатались в кожу и до крови разодрали ему губу.
– Отпусти меня сию же минуту! – властно произнесла она. – Или, клянусь Богом, ты больше и близко ко мне не подойдешь!
В слова она вложила не меньше ярости, чем в удар. Роберт стоял, словно оглушенный, кровь сочилась из его губы. Затем он попятился. Они смотрели друг на друга как участники поединка, тяжело и громко дыша. Наконец гнев сошел с его лица, и теперь в его взгляде было нечто, напоминающее печаль.
– Но вы ведь не думаете об этом? Вы ведь не выйдете за него назло мне?
– Если тебе пришло такое в голову, ты знаешь меня еще хуже, чем он, – отозвалась Елизавета, и теперь голос дрожал, словно она пыталась скрыть охватившую ее неуверенность. – Я принцесса по крови и воспитанию, и никогда низкорожденный Дадли не окажется в моей постели. Я скорее умру.
Роберта передернуло. Его лицо окаменело. В этот страшный миг звучал погребальный колокол их детской приязни и доверия. Ни одна женщина не смела унизить Роберта Дадли; он получал всех, кого вожделел. Но при всей своей хитрости, тщеславии и амбициях по-настоящему он желал лишь одну женщину. Ту самую, которая только что отвергла его с бездушной решимостью, поразив, словно ударом копья, в сердце.
Он выпрямился:
– Это ваше последнее слово?
– Это мое единственное слово. Я не стану жертвой мужчины, будь он королем или простолюдином.
– Но если этот мужчина признается, что любит вас?
Она сдавленно усмехнулась:
– Если в этом и заключается любовь мужчины, то я молю Бога, чтобы Он избавил меня от нее.
– Что ж, так тому и быть! – взорвался Роберт. – Вы потеряете все: страну, корону – все! У вас отнимут все, и вам останется только ваша дьявольская гордость. Я люблю вас. Я всегда вас любил, но, поскольку вам нет до меня дела, мне ничего не остается, кроме как исполнить волю моего отца. Я поеду и арестую вашу сестру и препровожу ее в Тауэр. И, Бог свидетель, Елизавета, когда в следующий раз он поставит меня во главе отряда солдат, я не поручусь, что мы не постучим в вашу дверь в Хэтфилде.
Она вздернула подбородок:
– Если этому суждено сбыться, я буду рада видеть знакомое лицо.
Роберт, кипя от ярости, поклонился и ринулся вниз по ступеням. Ночь поглотила его силуэт. Как только он ушел, Елизавета покачнулась. Кейт бросилась к ней.
– Господи, помоги мне, – послышался шепот. – Что же я наделала?
– То, что вам надлежало, – ответила Кейт. – То, что подобает достоинству вашего высочества.
Елизавета сосредоточенно посмотрела на нее и нервно засмеялась:
– Оруженосец Прескотт!
Я поднялся, отряхивая листья с мокрых штанов. Приблизившись, я увидел по глазам, сколь сильную душевную боль она скрывает.
– Ты ведь говорил, что моей жизни угрожает опасность. Кажется, ты был прав. Что же нам делать теперь?
– Уезжать, ваше высочество, – ответил я. – Уезжать до того, как лорд Роберт во всем признается отцу. Как только он это сделает, герцог отдаст приказ схватить вас. Вы и так знаете слишком много.
– Странно, – проговорила она.
Кейт тем временем сняла ее плащ с балюстрады и заботливо накинула на ее тонкие плечи.
– Ты ведь рос с ним вместе. А знаешь его недостаточно хорошо. Роберт не отправится сейчас к отцу. Я нанесла ему удар в самое чувствительное место, и он никогда не сможет забыть и простить этого, но мстить через герцога не станет. О нет, Нортумберленда в эту минуту он ненавидит больше, чем меня. Он может выполнить указание герцога и захватить Марию как охотничий трофей, поскольку его мужская гордость требует этого, но по собственной воле он не спустит на меня отцовских гончих.
– Возможно, так и есть. Но у нас нет времени убедиться в этом.
Я повернулся к Кейт и суровым тоном, который заставил бы затрепетать любую другую женщину, осведомился:
– Есть ли срочные указания от Сесила?
Она многозначительно посмотрела на меня:
– Я должна проводить ее высочество через боковую калитку. Там, у дороги, ее ожидает запряженный экипаж. Но тебя с нами быть не должно.
– Я чрезвычайно признательна за ваше участие и усилия, предпринятые во имя моего спасения, – вмешалась Елизавета. – Но у меня нет ни малейшей охоты дарить герцогу моего арабского скакуна Кантилу. Он мой бесценный друг.
Ее губы слегка дрогнули.
– Ты ведь как будто говорил, что поблизости прячутся твои друзья? – обратилась она ко мне.
Не успела она договорить, как из укрытия высунулся Перегрин:
– Я приведу коня вашего высочества!
За его спиной, вытряхивая листья из волос, церемонно преклонил колено Барнаби.
– Миледи, – произнес он с теплотой, свойственной давним знакомым.
– Барнаби Фитцпатрик, – выдохнула она. – Как я рада тебя видеть!
Она наклонилась к Перегрину с вымученной улыбкой:
– Ты работаешь на конюшне в Уайтхолле? А где мой пес?
Перегрин смотрел на нее с нескрываемым обожанием:
– С Урианом все хорошо. Он здесь в конюшне, рядом с Кантилой. Я приведу и его, если вам угодно. Я сделаю все, что прикажете. И почту это за великую честь.
– Он все сделает, – сказал я и, взглянув на Перегрина, добавил: – Ты ведь помнишь, что у меня тоже есть друг – Шафран. А моя сумка спрятана рядом с ним в соломе.
Перегрин взволнованно кивнул.
– Значит, решено, – отрывисто произнесла Елизавета. – Наш приятель приведет собаку и коня к калитке. У меня есть еще один друг, у которого мы сможем укрыться на случай, если герцог отправит за нами солдат. Думаю, пока не слишком благоразумно возвращаться в Хэтфилд.