Я смотрел внимательно. И я понимал, что она боится утратить, ради чего она явилась сюда, невзирая на риск, и какая борьба происходит сейчас в ее великой мятущейся душе. Она заговорила, с трудом подбирая слова:
– Я… Мне не хотелось бы, чтобы он пострадал. Роберт не виноват. Он исполнял отцовскую волю, и… и, в конце концов, он ведь попытался предупредить меня. Я знаю его с детства. В нем много хорошего. Просто, как и многие в этом мире, он не научился ценить правду. Но его можно исправить. Он мог бы загладить свою вину.
Я молчал. После ее исповеди любые обещания прозвучали бы глупо. Тем более никто из нас двоих не знал наверняка, смогу ли я их выполнить.
Елизавета покусывала нижнюю губу и лихорадочно мяла подол платья. Так странно выглядели ее длинные пальцы без привычных украшений. Внезапно она сказала:
– Береги себя. Ради Кейт.
Я кивнул. Она знает. И это тоже объединяет нас.
Уже возле двери она остановилась.
– Будь настороже с Марией, – добавила принцесса. – Я люблю сестру, но она слишком недоверчива. Жизнь ее научила. Всегда видит в людях худшее, а лучшего не замечает. Говорят, все дело в испанской крови. А я думаю, это кровь нашего отца.
Я поймал ее взгляд, когда она обернулась на прощание.
– Вы ведь возьмете Кейт с собой? Пусть она будет в безопасности, насколько это вообще сейчас возможно.
– Даю тебе слово. – Она потянула дверь на себя. – Берегись чудовищ [9] , Брендан Прескотт. И держись подальше от воды. Это определенно не твоя стихия, – прибавила она неожиданно весело.
Ее шаги стихли на лестнице. Утром мы не встретимся, я отправлюсь в путь еще до рассвета. Она ушла, и комната внезапно опустела. Оставшись в этой пустоте, я наконец понял, почему Роберт Дадли готов был предать семью ради ее любви. И, положа руку на сердце, Елизавета вполне способна проделать то же самое ради него.
– Так когда, ты сказал, она приехала? – в сотый раз спрашивал меня Перегрин.
– Я ничего не говорил! – огрызнулся я.
В этот момент мне было не до его расспросов. Я вел наблюдение, скорчившись в кустах; спина нестерпимо ныла, а ноги ниже колен совершенно онемели. Посреди звездной россыпи сиял тонкий серп месяца. Легкий ветерок шелестел листьями у нас за спиной, где топтались на привязи наши кони.
– Выехала из усадьбы вчера, когда точно – не знаю. Вряд ли направилась в Лондон, иначе ее бы уже арестовали. Будем надеяться, она выбрала именно эту дорогу. Но вообще она может быть где угодно.
Перегрин пыхтел рядом со мной в толстом синем плаще: специально выбрал похожий на мой.
– Подумаешь, – насупился он в ответ на мои разъяснения. – Я ведь только спросил. Знал бы, что ты будешь таким злюкой, поехал бы в Хэтфилд с мистрис Стаффорд и Урианом.
Я фыркнул от смеха:
– Ну прости. Мне, признаться, не очень-то нравится сидеть в канаве у дороги. Я бы тоже с радостью составил компанию Кейт и Уриану.
– Да уж, ясное дело. Видел, как ты на нее смотрел. Любишь ее?
В этих словах были такая зависть и тоска, что сердце сжалось.
Пока мы пробирались в комнату Эдуарда, Перегрин умудрился проскользнуть мимо нескольких вооруженных постов, проникнуть в конюшню и, прячась от ночной стражи, оседлать, взнуздать и привести трех полусонных лошадей и пса к калитке. Там он утихомиривал встревоженных животных, подкармливая их яблочками из своих карманов, пока не появились Елизавета, Кейт и Барнаби. Кейт рассказывала, что, когда послышались выстрелы и забегали люди герцога, Барнаби пришлось силой усадить Перегрина на Шафрана. Пока они ехали к усадьбе, мальчик неустанно требовал вернуться и найти меня. Все боялись, что герцог организовал погоню, – если бы не это, Перегрин тотчас умчался бы назад. В доме он места себе не находил. Когда мистрис Эшли и люди Сесила явились за Елизаветой, он с облегчением объявил, что теперь сам отправится искать меня.
Сейчас Перегрин проявил столь же непоколебимую преданность. Он твердо сказал, что никуда я без него не поеду. Мол, я притягиваю неприятности, и лучше, если в трудную минуту рядом будет друг. Зря я пошел у него на поводу и позволил сопровождать меня: ведь Перегрин всего-навсего ребенок. И сейчас, глядя в его полные смятения глаза, я ответил:
– Да, я ее люблю. И тебе всегда найдется место рядом с нами. Обещаю.
– Обещаешь? Правда?
– Правда. – Я ласково взъерошил ему волосы.
В этот миг издалека послышался стук копыт. Мы замерли. Я вытащил из ножен новый кинжал – меч я оставил на хранение Кейт, не хотелось потерять его во второй раз. Перегрин тоже обнажил нож. Стук подков превратился в грохот.
– Помни, мы не обнаруживаем себя, пока не поймем, что это она, – скороговоркой прошептал я. – Может, это ловушка, подстроенная герцогом. Так он выманивает ее сторонников.
Перегрин вытаращил глаза. Судя по звукам, к нам приближалась целая армия. Тем не менее мы увидели лишь нескольких всадников. Комья грязи летели из-под копыт взмыленных лошадей. За спиной седоков реяли черные плащи. Факелов у них не было, но их предводитель, проезжая мимо наших кустов, внимательно вгляделся в заросли. Лицо скрывала черная шляпа без украшений, однако я узнал его и помертвел от ужаса. Казалось, вот-вот он закричит и бросится на нас. К моему облегчению, кавалькада проследовала мимо.
– Это был лорд Роберт.
– Тот самый лорд Роберт? – пораженно переспросил Перегрин.
– Тот самый. – Я вскочил на ноги. – Идем!
Мы побежали к лесу, где нас дожидались Шафран и конь Перегрина со странным именем Дьякон. Лошади зафыркали, когда мы вскочили в седла и натянули поводья.
– Поедем параллельно дороге, – распорядился я. – Даст Бог, сумеем отыскать путь покороче.
Ночь отступала. До рассвета оставалось несколько часов, но его приближение уже чувствовалось. Мы скакали легким галопом вдоль кромки леса, прячась за деревьями, перепрыгивая через упавшие стволы. Тусклый свет луны был нам на руку. Правда, я сам с трудом разбирал дорогу, но и лорд Роберт не так-то легко обнаружит слежку. Заметь он нас, скрыться было бы почти невозможно.
Как же получилось, что Роберт уже вышел на охоту? Мы ожидали, что герцог отправит его за Марией, но ее усадьба находится очень далеко отсюда. Каким-то образом он узнал, что Мария отправилась на север. Теперь он намерен загнать ее, словно лису, в нору. С таким же циничным упорством он недавно преследовал Елизавету – только теперь у него в руках не перстень, а ордер на арест.