Джонас откинулся на спинку кресла и начал ругать себя последними словами, какие только приходили ему на ум. Да что с ним происходит? Разве он не понимает, что все потеряет, если позволит эмоциям взять над собой верх? Чувства, которые бурлили в нем, когда он целовал Сесилию, удерживая в своих объятиях, оказались гораздо сильнее, чем он мог себе представить.
Преследовать Сесилию – значит гарантированно уничтожить себя. И уничтожить план по восстановлению Хейвуд-Эбби.
Джонас не мог себе позволить продолжать в том же духе. Существует предел тому, на что готов пойти Хардли, когда Джонас приступит к осуществлению своей цели жениться и восстановить имение. Но нет предела тому, на что он пойдет, если Джонас продолжит ухаживать за его сестрой.
Джонас ничуть не сомневался, что Хардли сделает все возможное, чтобы расправиться с ним. Он поклялся сделать это и, вне сомнения, приведет свои угрозы в исполнение.
Если бы только Джонас мог выбросить из головы образ сестры Хардли. Время, которое они провели вместе в парке леди Кушинг, было самым памятным событием в его жизни. Жаль только, что ему пришлось солгать ей, но вряд ли он мог признать, что в тот первый вечер искал ее, собираясь отплатить Хардли за то, что три года назад тот поставил его перед светским обществом в трудное положение.
Но все, что случилось потом, Джонас никак не планировал. Сегодня вечером он поцеловал Сесилию, поскольку желание поцеловать ее было таким же сильным, как желание дышать. Сегодня вечером он поцеловал ее, потому что не мог уйти, не сжав ее в своих объятиях и не поцеловав, как не может уйти от еды голодный человек.
Джонас закрыл глаза и оживил в памяти их поцелуй. До этого он целовал многих женщин, но их поцелуи никогда не были такими волнующими, как поцелуй леди Сесилии. Ощущение на своих губах ее губ потрясло Джонаса до глубины души. Он сказал себе, что теперь надо держаться от нее подальше, чтобы уцелеть, но боялся, что уже слишком поздно.
Несколько долгих минут Джонас сидел в темноте, снова переживая прикосновение ее рук, когда она обняла его за шею и крепко прижала к себе. Его тело отреагировало так же бурно, как раньше, когда это происходило наяву.
Джонас застонал от отчаяния, выпрямился в кресле и прислушался к голосам в холле. Рассерженным и громким.
Джонас ждал.
Дверь с громким стуком распахнулась, ударившись о стену, и в комнату влетел герцог Хардли.
– К вам герцог Хардли, – задыхаясь, провозгласил Банди. – Я говорил ему, что вы не принимаете…
– А я сказал твоему дворецкому, что мне наплевать, – прорычал Хардли.
– Как это на тебя похоже, Хардли, – поднимаясь на ноги, сказал Джонас. – Заходи. Я тебя ждал.
– Зажги несколько ламп, Банди, – кивнул своему бывшему сержанту, а теперь дворецкому Джонас, – и можешь идти отдыхать. Я провожу его светлость.
Банди враждебно посмотрел на Хардли, зажег лампы и удалился.
Как только дверь в комнату закрылась, Хардли сделал три грозных шага вперед.
– Оставь мою сестру в покое, – рявкнул он. – Я не хочу видеть тебя с ней рядом.
– Я отлично знаю, что ты не хочешь, – согласился Джонас и немного помолчал. – К сожалению, твоя сестра дала понять, что она не разделяет твоих чувств и думает иначе.
– Мне все равно, что, по-твоему, она дала понять. Я не хочу видеть тебя рядом с ней.
– Если ты так переживаешь об этом, может быть, тебе следует поговорить с леди Сесилией?
– Катись ко всем чертям!
– Как, должно быть, трудно иметь сестру, такую же упрямую, как ты сам! – громко рассмеялся Джонас. – Думаю, ее почти невозможно контролировать, а, Хардли?
– Я предупреждаю тебя, Хейвуд…
– Хватит! – резко разрубив рукой воздух, оборвал его Джонас. – Хватит предупреждать меня. А мне хватит слушать тебя. Все самое плохое, что мог, ты уже сделал. Больше уже ничего не можешь испортить.
Хардли долго смотрел на него, не говоря ни слова.
– Ты делаешь это не просто так, а с какой-то целью, да? – сердито выдохнул он наконец. – Ты используешь мою сестру против меня, пытаясь забрать у меня Сесилию, точно так же, как забрал Мелисент?
Ярость, гораздо сильнее, чем Джонас в состоянии был контролировать, обрушилась на него со всех сторон, и он бросил свой стакан в горящий камин. Стакан разбился вдребезги, и капли виски вспыхнули в огне ярким пламенем.
– Вот дурак! Ты всегда был слепым, когда дело касалось Мелисент, и продолжаешь оставаться таким же! – крикнул Джонас, глядя на своего врага. – Хотя увести у тебя сестру было бы неплохо, правда? Поухаживать, а потом жениться на ней. Ведь в том, чтобы отплатить тебе за то, что ты сделал со мной три года назад, есть определенная доля справедливости.
– Ты никогда на ней не женишься! – покраснел от напряжения Хардли. – Я никогда не позволю!
– Я слышал, – Джонас не смог удержаться от улыбки, – у леди Сесилии замечательное приданое.
– В таком случае ты неправильно слышал. Замечательное приданое моя сестра получит только в том случае, если я одобрю человека, за которого она выходит замуж. Если я не дам добро, она не получит ничего. Ничего! Ты слышишь?
Джонас подошел к окну и уставился в темноту.
– Тогда действительно возникает проблема, не так ли, ваша светлость? Вопрос состоит в том, что для меня важнее. Жениться на ком-то, у кого довольно большое приданое, которого хватит, чтобы заплатить долги отца и спасти Хейвуд-Эбби? Или пожертвовать Хейвуд-Эбби во имя брака с леди Сесилией? Но никогда не знаешь, что будет завтра. Может, я посчитаю брак с твоей сестрой достаточной платой за то, что ты сделал со мной три года назад.
– Что я сделал тебе?
– Да! – Джонас отвернулся от окна и посмотрел на Хардли. – Ты сделал меня изгоем. Ты не оставил мне другого выбора, кроме как покинуть Англию, потому что меня здесь больше не принимали. Из-за тебя меня не было здесь, когда умерли отец с братом. Может быть, теперь настало время и тебе отведать мести. – Джонас замолчал, давая Хардли возможность оценить силу его ярости. – А что сделали бы вы, ваша светлость? Какое решение приняли, окажись вы на моем месте?
– Будь ты проклят, Хейвуд!
– Вы уже достаточно прокляли меня, ваша светлость. Вы достаточно разрушили мою жизнь. Теперь настало время и вам почувствовать на своей шкуре, каково это лишиться выбора, не иметь возможности сделать что-то, кроме как реагировать на действия своих врагов. С момента возвращения я каждый день пытался возместить ущерб, который ты причинил мне и моей репутации.
Несколько напряженных мгновений два врага смотрели друг на друга. В сверкающем взгляде Хардли читалось бесчисленное количество невысказанных угроз, которые кого-нибудь другого могли бы напугать до смерти. Но Джонас знал его слишком хорошо. Он уже пережил самое худшее, что только мог с ним сделать его враг. Он больше никогда не станет поддаваться его превосходству или угрозам.