И еще он втянул в этот свой безумный мир Эмму. Предрешено, что он ее разочарует, непременно сделает ей больно. Это неизбежно. Он ранит всех людей, которых любит. Как делает его мать. И Трент.
Люк выпрямился и на нетвердых ногах начал спускаться по лестнице. Жаль, что таверна закрыта, час слишком поздний – или слишком ранний. Сегодня ночью не получится даже выпить, чтобы хоть как-то притупить эти режущие края внутри.
Он прошел по коридору безмолвной гостиницы, выбрался на затянутую туманом улицу. Тонкий слой снега выбелил мостовую. Зима определенно не за горами.
По крайней мере дождь прекратился.
После того как Люк ушел, Эмма заснуть не смогла. Она лежала, как ей казалось, долгие часы и смотрела в потолок. Думала: что же ему приснилось, раз он не хочет рассказывать? Попытаться выведать или оставить все, как есть? Лучше оставить, как есть. Люк поделился с ней несколькими тайнами, но только тогда, когда сам этого хотел. И если он захочет рассказать ей о своих кошмарах, это произойдет на его условиях.
Но ей так сильно хотелось знать, чтобы помочь ему! Эмма ненавидела чувство беспомощности. Она закрыла глаза и попыталась уснуть, но ничего не вышло. Когда рассвет окрасил окружающий мир в тусклый серый цвет, она все еще смотрела в потолок. Бежавшая по нему трещина становилась все глубже, ярче, длиннее по мере того, как солнце соглашалось пролить свет на землю.
К тому времени, как Люк вернулся, Эмма успела принять ванну, одеться и теперь просто смотрела в окно. Услышав, как открывается дверь, она повернулась и увидела, что он входит.
Люк задержался на пороге.
– Тебе удалось поспать еще немного?
– Нет.
Он поморщился.
– Извини.
– Ты в этом не виноват.
Он хрипло, безрадостно рассмеялся:
– О да, еще как виноват.
Эмма скупо улыбнулась:
– Ничего страшного, я посплю сегодня.
Она всегда уверяла его, что все хорошо. Но так ли это? Сейчас она в этом сомневалась.
Люк подошел, обнял ее, притянул к себе. Эмма тоже обхватила его руками, прижалась губами к шее прямо над воротником. Кожа холодная. Он был на улице. Она глубоко вдохнула, упиваясь его соленым запахом.
– Эм, – сказал он и больше не произнес ни единого слова.
Они простояли так около минуты, обнимая друг друга. Затем Люк мягко высвободился:
– Ночью шел снег.
– Я видела, – отозвалась она. – По крайней мере не дождь.
– Дороги будут ужасные, но сегодня мы должны проехать хоть сколько-то миль.
– Да.
Эти дни, проведенные вместе, были такими чудесными – Люк открыл ей мир эротического наслаждения, о котором она тайно грезила, при этом дал гораздо больше, чем она могла себе вообразить. Он был в постели грубым и одновременно нежным. Любящим и внимательным. Распутником, приводящим ее на самый пик наслаждения.
Она упивалась каждой минутой, проведенной здесь, но должна благодарить за эти украденные минуты только непогоду. Поиски Роджера Мортона по-прежнему остаются их главной задачей. Нужно спешить в Лондон, найти этого человека и получить ответы на вопросы о Генри и вдовствующей герцогине.
И что тогда? Об этом Эмма старалась не думать. Пистолет по-прежнему лежал на дне ее саквояжа. К счастью, дождь его не испортил: багажный ящик не протек, и вещи остались сухими.
Люк еще не обнаружил, что у нее есть пистолет. Это и к лучшему. После их разговора вчера ночью Эмма поняла, что он непременно его отберет, если узнает.
Спустя час они позавтракали, снова выехали на дорогу – грязную, размокшую, всю в рытвинах, с подтаявшим снегом на обочинах – и направились в Лондон. Этим утром Люк был молчаливее, чем обычно, и Эмма понимала почему – причина в его ночном кошмаре, но после утренних размышлений ни в коем случае не хотела затрагивать эту тему.
Они продвигались вперед медленно, гораздо медленнее, чем обычно. Эмма понимала, что дорога плохая, но после нескольких часов шлепанья по лужам со скоростью улитки она уже была готова выпрыгнуть из собственной кожи.
– Неужели нельзя ехать хоть чуть-чуть быстрее? – взмолилась Эмма.
Люк не отрывал взгляда от дороги.
– Нет.
Она вздохнула, пока он объезжал очередную грязную лужу, и вспомнила, каким безрассудным сочла его, когда он купил эту двуколку. На самом деле Люк оказался очень осторожным и внимательным кучером.
– С такой скоростью мы доберемся до Лондона не раньше января.
Он пожал плечами.
– Лучше живыми в январе в Лондоне, чем мертвыми в октябре в Нортумберленде.
Да уж, с этим не поспоришь. Так что Эмма откинулась на спинку сиденья и взглянула на окружающий пейзаж. Дорога уверенно поднималась вверх. К ней с обеих сторон подступали густые леса. Красная и золотая листва на сикоморах, зеленые сосны. Опавшие листья ошеломительных осенних цветов – коричневые, красные, оранжевые и золотые – устилали землю, и снег, пусть и подтаявший, проглядывал сквозь этот ковер, окутывал затененные корни деревьев, покрывал края колеи и обочины.
Они добрались до верха холма. Отсюда дорога под острым углом спускалась вниз, резко поворачивая под сенью особенно большого сикомора, густая красно-золотая листва которого настойчиво цеплялась за ветви. Направо Эмма увидела безмятежную поверхность воды – вероятно, пруд, заросший у берегов водорослями, тоже усыпанными снегом.
Здесь сикомор отбрасывал на дорогу густую тень, и тонкий слой снега покрывал несколько футов земли. Отрезок дороги под ним казался ровным, но двуколка подпрыгивала на камнях, и Эмма поняла, что снежный покров просто создает обманчивую иллюзию.
Внезапно они нырнули колесом в снеговую кашу, и двуколка сильно накренилась. Эмме показалось, что земля вцепилась в колесо с ее стороны и не желает отпускать. Лошади тянули изо всех сил, но липкие пальцы грязи, воды и снега крепко удерживали экипаж на месте.
Крак! Коляска дернулась, от рывка Эмму подбросило в воздух, она отчаянно попыталась уцепиться хоть за что-нибудь, но сиденье выскользнуло из-под нее. Она потянулась к Люку, но он тоже исчез. Вокруг трещало и ломалось дерево, и тут щиколотку пронзила острая боль. Эмма головой вперед свалилась в ледяную лужу, рука погрузилась в грязь, что-то ударило ее в щеку.
На какую-то долю секунды все замерло и затихло. А затем мучительная тяжесть с ее щиколотки исчезла, чьи-то руки подхватили ее и выдернули из воды.
– Эмма! – Голос громкий, испуганный. Совсем рядом.
Ей казалось, что она лежит на мягкой подстилке из листьев.
– Эмма, ты цела? Ответь мне, пожалуйста.
Руки на ее плечах, мягко трясут. Эмма улыбнулась и медленно открыла глаза.
Люк с обезумевшим лицом склонился над ней. Увидев, что глаза ее открылись, он крепко прижал ее к груди.