— Рано еще, сначала отсидеться надо. А куда спешить? Как там у тебя дела с бандитами?
— Локтевская братва подъезжала, вместо Шильника хотели быть. А у меня другая «крыша». Они правильно все поняли и убрались.
— Другая «крыша»?
— Управление по борьбе с организованной преступностью.
— Как они на тебя вышли? — нахмурился Курдов.
— Ты здесь ни при чем. Тебя не ищут. На локтевских все валят…
— Так это локтевские и были… — усмехнулся парень.
— А ты не при делах?
— Я не при делах… Но Шильника больше нет. И денег он не получит.
— Не получит, — кивнул я. — А деньги там большие…
Мне интересно было знать, как Олег отреагирует на последнюю фразу. Если убийство Шильника — его рук дело, выходит, он сэкономил мне сто десять тысяч долларов. Ему и самому это ясно. Интересно было знать, выставит он мне счет или нет?
— Большие, — эхом отозвался он.
И алчности я в его глазах не увидел. Или он тщательно скрывал свою материальную заинтересованность, или ему не нужны были деньги, кроме двухсот долларов в месяц.
Но лучше бы его интересовали деньги. Это вполне объяснимо и предсказуемо. Страшнее всего, если у Курдова маниакальная потребность убивать. Сначала Шильник, потом я…
— Тебе полагается премия.
— А есть за что?
— Я не знаю, кто сделал Шильника, но в любом случае ты проявил инициативу.
Олег выразительно посмотрел на меня. Он не настаивал на вознаграждении, но и возражать не собирался. И еще его интересовала сумма премии.
— Три тысячи долларов… Будем считать, что это подъемные… Ты же устраиваешься ко мне на работу?
Он сказал «да», и я не мог отказать ему. Вдруг он обидится, вдруг его перемкнет, и он снова бесследно растворится в городе. Чтобы выследить и убить меня… А еще он мог расправиться со мной прямо сейчас. Может, я и умею драться, но против ножа в опытной руке шансов у меня нет…
— Я хочу быть у вас главным в охране, — внимательно глядя на меня, сказал Олег.
Я кивнул. И деньги Курдову нужны, и карьерный рост интересует. И ради этого он готов называть меня на «вы» даже с глазу на глаз.
— Будешь.
— Значит, теперь вы будете платить ментам?
— Всего пять процентов.
— Это много?
— Не очень. И воевать с ментами не надо.
— Есть менты, которые ведут себя как бандиты. Но даже с такими не надо воевать…
— И убивать тоже.
— Убивать никого нельзя. Но иногда можно. В случае крайней необходимости… Вы определяете необходимость, я изыскиваю возможности.
Курдов рассуждал здраво и разумно, в его глазах я не видел маниакальной одержимости, и все-таки было бы лучше, если бы он исчез из моей жизни…
Электрические провода на старых, покосившихся столбах, пыльная дорога между лесом и кукурузным полем. Кто бы мог подумать, что я буду так радоваться столь бесхитростным приметам цивилизации. И у Нефедова из груди вырвался вздох облегчения.
На дорогу мы выходили из последних сил. Нам даже не надо было напрягать мышцы, чтобы опуститься на землю, достаточно было просто расслабиться, отпустить себя.
Мы сели прямо в пыль. Меня клонило к земле, хотелось лечь прямо на дорогу, в прогретую солнцем пыль, но я все же удержался от этого. Вот если Нефедов ляжет, тогда и я…
Наша безумная гонка началась еще ночью, а сейчас уже вечер, солнце клонится к закату. Заплутали мы в лесу, но все-таки вышли на торную дорогу.
— Ну, спасибо тебе, Вадим Борисович, — сказал я, глядя в даль — не появится ли на дороге машина.
— Да пожалуйста. — Он тяжело дышал, но на землю не ложился.
— Что там дальше было?
Мы плутали по лесу весь день, часто делали привалы. И Нефедов рассказывал, рассказывал… Но его история еще далека была от завершения.
— Было.
Я ждал продолжения, но Нефедов молчал.
— Значит, не было у тебя войны с Михой?
— Нет.
— Это Шильник все… А Курдов его зачистил… — вслух подумал я.
— Я этого не говорил! — вскинулся Нефедов. — И вопросительно, с заметной тревогой во взгляде посмотрел на меня. Вдруг он на самом деле сболтнул лишнее?
— Ну, как же не говорил?.. Курдов собирался порешать с Шильником. Может, он и его и порешил.
— Может, он, а может, и не он. Может, локтевские были. А может, и свои… Ты же опер, должен понимать, что Шильник не просто так дверь открыл. Если бы там за дверью были чужие, он бы не открыл. Я думаю, это не Курдов. Мы с ним уже давно, ничего такого не было. Мы «по-мокрому» проблемы не решали. Это я точно тебе говорю…
— А Чайков?
— Это не я.
— А зачем ты про Курдова мне рассказал? Его подозреваешь?
— Ну, Сима же нравилась ему? Может, он и есть тот самый Миша?
— Вряд ли, — как-то не очень уверенно ответил Нефедов.
— А вдруг? Я так понимаю, он и сейчас у тебя в замах по безопасности.
— И сейчас.
— Что бывает, когда лиса охраняет курятник?
— Когда Сима была со своим… с этим… — Нефедов скривился от душевной боли и ненависти к своему сопернику. — В общем, в это время Курдов был далеко…
— У него алиби?
— Ну, в какой-то степени…
— Алиби можно состряпать.
— Я проверял, там все точно…
— Проверял? Если проверял, значит, подозревал.
— Подозревал.
— И где сейчас Курдов?
— Он за Симой следил…
— Вот я и говорю, лиса в курятнике…
Нефедов недобро глянул на меня. Я его перебил, и ему это не понравилось. Да и тема для него чересчур щепетильная, чтобы острить и умничать в ехидном тоне.
— Сима поехала в сорок седьмой дом, он поехал за ней. Из Архиповки поехал. А я из Москвы. Когда я приехал, Сима уже была на месте, а Курдова не было. Я не увидел его машины. А до этого с ним пропала связь. Мы держались на связи, он сказал, что едет за Симой, а потом все пропало. И он сам пропал…
— Телефон и отключить можно.
— Машина.
— Что, машина?
— Машина едет.
Я увидел вдалеке оранжевую кабину «КамАЗа», забыв про боль, вскочил на ноги и помахал машине рукой.
Но «КамАЗ», казалось, и не думал останавливаться. До него было метров пятьсот — рано еще замедлять скорость, но я все-таки подумал о пистолете, с помощью которого можно было остановить эту мощь. Выйти на дорогу, вытянуть руку с пистолетом, водитель испугается, ударит по тормозам…