— Джек, мне вообще-то дела нет до…
— Да я помню, помню, ты счастливо женат, я не возражаю. Вывести Родригеса на чистую воду тебе тоже не интересно. Но кстати — дело-то сложное, — последнее слово Хардвик многозначительно протянул. — Я бы даже сказал, многослойное. Как хренова луковица.
— И что?
— А ты прирожденный специалист по луковицам.
Гурни наконец заметил стоящую в дверях Мадлен. Он не знал, ни как давно она там стоит, ни как давно он сам глядит на луг и опушку, в которую тот переходит. Он мог спасти положение, заговорив об оттенках выгоревшей травы, золотарника и диких астр, но он ничего перед собой не видел, целиком погрузившись в размышления о разговоре с Хардвиком.
— Ну что? — произнесла Мадлен.
— Что?.. — отозвался он эхом, словно не понял вопроса.
Она нетерпеливо улыбнулась.
— Звонил Хардвик, — выдохнул Гурни и хотел уже было спросить, помнит ли Мадлен дело Меллери, но по ее взгляду было ясно, что она отлично поняла, о ком речь. Этот взгляд появлялся у нее всякий раз при упоминании тех жутких убийств. И сейчас она смотрела на него в упор, не моргая. — Просил совета.
Она выжидающе молчала.
— Хочет, чтобы я поговорил с матерью одной погибшей. Девушку убили на собственной свадьбе, — он собирался уточнить, каким именно способом, но вовремя спохватился.
Мадлен едва заметно кивнула и ничего не сказала.
— Чего ты? — насторожился Гурни.
— Да я все гадала, надолго ли тебя хватит.
— Ты о чем?..
— Долго ли ты продержишься, прежде чем ввязаться в еще какую-нибудь дикую историю.
— Я просто собираюсь с ней поговорить.
— О да, а по результатам разговора ты решишь, что в общем-то в убийстве в день свадьбы ничего интересного нет, зевнешь от души и пойдешь спать. Думаешь, так все и будет?
Он почувствовал, что начинает злиться.
— У меня слишком мало информации, чтобы прогнозировать, как все будет.
Мадлен наградила его фирменной скептичной улыбкой и произнесла:
— Ладно, мне пора, — и, заметив его вопросительный взгляд, добавила: — В клинику. Ты забыл, да? Увидимся вечером.
Когда она вышла, он какое-то время смотрел в опустевший дверной проем. Потом решил, что стоит ее догнать, и отправился следом, но, дойдя до кухни, понял, что не знает, что ей сказать. Поколебавшись, он все же вышел через боковую дверь в сад, но ее машина уже спешила вниз по дороге, пересекавшей низину. Он задумался, видит ли она его в зеркало заднего вида и, если да, придаст ли значение тому, что он все-таки пошел за ней. В последние месяцы ему казалось, что их с Мадлен отношения идут на поправку. Напряжение, возникшее после дела Меллери, улеглось, уступив место хрупкому, но все же спокойствию. Они плавно, почти незаметно для себя перешли в стадию если не теплоты, то терпимости, напоминавшую движение двух тел по непересекающимся орбитам. Он ездил читать лекции в полицейскую академию, она подрабатывала на полставки в психиатрической клинике, где регистрировала новых пациентов и вела больничные карты постоянных. Для Мадлен с ее образованием и опытом это была слишком простая работа, но она отвлекала их обоих от взаимных нереалистичных ожиданий и привносила подобие гармонии в семейную жизнь. Хотя порой Гурни казалось, что он принимает желаемое за действительное.
Иллюзии облегчают жизнь. Универсальное средство.
Он стоял на примятой, измученной засухой траве и смотрел, как машина жены выворачивает за сараем на узкую дорогу в город. Почувствовав холод в ногах, он опустил взгляд и обнаружил, что прошел в носках прямо по утренней росе. Он уже собирался вернуться в дом, как заметил краем глаза движение у сарая.
Одинокий койот, приблудивший из леса, бежал к пруду. Остановившись на полпути, он повернулся в сторону Гурни и несколько долгих секунд его разглядывал. Гурни показалось, что взгляд у зверя удивительно осмысленный. Это был взгляд, полный беспримесного холодного расчета.
— Что общего у всех операций под прикрытием?
Тридцать девять физиономий в аудитории изобразили помесь любопытства и замешательства. В отличие от большинства приглашенных лекторов Гурни не рассказывал о себе, не перечислял своих регалий, не объявлял тему семинара, не декларировал целей занятий и вообще не говорил о той чепухе, которую все традиционно пропускают мимо ушей. Гурни предпочитал начинать с главного, особенно перед группой опытных офицеров, к которым он обращался. Кроме того, все и так его знали — в полицейских кругах у него была блестящая репутация, ему верили на слово, и эта репутация со временем блестела все ярче, хотя Гурни два года как ушел в отставку. Впрочем, слава приносила ему не только восхищение поклонников, но и зависть. Сам он предпочел бы неизвестность, в которой никто не ждет от тебя ни успеха, ни провала.
— Подумайте, — произнес он, скользя внимательным взглядом по лицам в зале. — Зачем вообще нужны операции под прикрытием? Это важный вопрос, и я бы хотел услышать ответ от каждого.
В первом ряду поднялась рука. При внушительном, как для американского футбола, телосложении у офицера было детское и удивленное лицо.
— А разве цель не зависит от ситуации?
— Все операции уникальны, — кивнул Гурни. — Люди в каждом случае разные, риски и ставки тоже. Одно дело займет уйму времени, другое пойдет как по маслу; одно вас увлечет, другое покажется тягомотиной. Образ, в который необходимо вжиться, и «легенда» тоже не повторяются. Информацию придется каждый раз собирать разную. Разумеется, каждый случай неповторим. Тем не менее… — он сделал паузу, разглядывая лица в аудитории и стараясь поймать как можно больше взглядов, прежде чем произнести действительно важные слова, — когда вы работаете под прикрытием, у вас есть главная задача. От нее зависит все остальное, ваша жизнь в том числе. Какая это задача?
На полминуты аудитория погрузилась в абсолютную тишину. Офицеры сидели в напряженной задумчивости. Гурни знал, что рано или поздно люди начнут высказывать версии, и разглядывал помещение лектория в ожидании. Стены из бетонных блоков выкрашены в бежевый; коричневатый узор на линолеуме уже не отличить от наслоившихся поверх него царапин и разводов. Ряды видавших виды столиков цвета «серый меланж» и уродливые пластиковые стулья, слишком узкие для атлетического телосложения слушателей, навевали скуку одним своим видом, несмотря на оранжевый цвет и блестящие хромированные ножки. Лекторий походил на мемориальную капсулу, вобравшую худшие дизайнерские решения семидесятых, и напоминал Гурни последний участок, где он работал.
— Может, задача — проверка собранной информации на достоверность? — раздался голос из второго ряда.
— Достойное предположение, — кивнул Гурни. — Будут еще идеи?