Под влиянием ее слов Вексфорд нехотя начал обдумывать такой вариант событий. Действительно ли наследницей станет миссис Краун? Это возможно. Впрочем, был один немаловажный момент: в течение девяти дней после смерти Роды наследником являлся ее отец, Джеймс. Следующим после него становился сын Лилианы, тот несчастный слабоумный, а вовсе не его мать. Если только он был еще жив. Вексфорд не слишком разбирался в законах о наследовании, а до смерти мистера Комфри вопрос о наследстве вообще не казался ему заслуживающим особого внимания.
– Миссис Паркер, – заорал он, – вы совершенно правы, говоря о том, что мы мало продвинулись. Но мы узнали, что мисс Комфри жила под вымышленным именем. Вы следите за моими мыслями?
Та нетерпеливо кивнула.
– Так вот, когда человек придумывает себе новое имя, он чаще всего выбирает что-нибудь близкое, вроде девичьей фамилии матери, имени родственника или друга детства.
– Да зачем бы Роде это делать?
– Возможно, потому, что ее собственное имя наводило ее на неприятные воспоминания. Вы помните девичью фамилию ее матери?
– Кроуфорд, – мгновенно ответила старушка. – Их было две сестры, Агнесса и Лилиана Кроуфорд. Говорят же, не жди ничего хорошего, если фамилия мужа начинается на ту же букву, что и твоя собственная. Так случилось и с несчастной Агнессой, и с ее сестрой Лилианой, хотя фамилия ее первого мужа и не начиналась на «к». Второй муж, этот самый Краун, бросил ее и женился на другой, так я полагаю, пусть Лилиана и плетет всем, что он помер.
– Может быть, Рода взяла фамилию Кроуфорд? – принялся размышлять вслух Вексфорд, но, сообразив, что миссис Паркер его не слышит, повысил голос. – Или Паркер, из уважения к вам? Или Роулендс, в честь издателя «Вестника». А вдруг – Краун?
– Нет, только не Краун. С Лилианой они никогда не ладили. Да это и неудивительно, тетка ведь только и делала, что насмехалась над племянницей из-за того, что у той не было женихов. – Старушечье лицо скривилось, миссис Паркер сердито погрозила кулаком, вспоминая о тех временах, когда этот жест мог кого-то напугать. – Одного я в толк не возьму, зачем бы Роде менять свое имя? Она всегда была хорошей девушкой, никогда не делала ничего дурного, ничего, что следовало бы скрывать от людей.
Интересно, можно ли быть настолько уверенным в другом человеке? Вексфорд в этом сомневался: разве не присвоила Рода чужой бумажник? Да и вообще, похоже, ее жизнь можно было назвать настоящим образцом двуличия.
– Что же, миссис Паркер, пожалуй, мне уже пора, – сказал инспектор. – Вылезу-ка я через ваше раздвижное окно сразу в сад, не хочется мне встречаться с маленьким Ники.
– Ладно, молодой человек, только створки за собой хорошо прикройте. Вот все говорят, что жарища стоит, а у меня вечно руки и ноги мерзнут. Когда вам будет столько же, сколько мне, вы припомните мои слова.
Миссис Краун по-прежнему отсутствовала. Инспектор вспомнил, что не проверял ее алиби на день убийства. А что, если это она зарезала свою племянницу? Правда, все упирается в мотив: Лилиана должна была быть в курсе условий завещания, которое, кстати, могло храниться у какого-нибудь нотариуса, до сих пор не знающего о смерти клиентки. Но, вернее всего, Рода не оставила наследство своей тетке, которую терпеть не могла, да и маловероятно, чтобы худой, как щепке, Лилиане хватило сил справиться с сильной и все еще молодой женщиной.
Машина, простоявшая под палящими лучами солнца, превратилась в форменную духовку. До руля невозможно было дотронуться, настолько он раскалился. Сидя в машине, Вексфорд порадовался тому, что похудел, иначе, истекая потом в этой жестянке, он превратился бы в запеченного поросенка.
Очутившись в своем кабинете, он первым делом закрыл все окна и опустил жалюзи до того, как солнце окажется на этой стороне здания полицейского участка. Когда-то он читал, что именно так поступают в жарких странах, чтобы не впускать в комнату горячий наружный воздух. И в определенной степени метод сработал. Не считая отлучки в столовую, он пробыл в кабинете весь день и думал, думал, думал… Никогда еще ему не приходилось сталкиваться со случаем, когда через девять дней после преступления у него не было ни подозреваемого, ни намека на мотив, ни сведений о личной жизни жертвы. Долгие часы размышлений привели его к заключению, что убийство не было заранее подготовлено и что, несмотря на всю абсурдность такой идеи, причиной преступления стала страсть. Миссис Паркер удалось-таки пошатнуть его оценку личности Роды Комфри.
– Где мать? – спросил Вексфорд, застав Сильвию в одиночестве.
– Наверху. Читает внукам сказку перед сном.
– Сильвия, – заговорил он, – я был ужасно занят, да что там, я и сейчас занят по горло, но я надеюсь, что день, когда из-за работы не смогу уделять время своим дочерям, не наступит никогда. Скажи, не могу ли я чем-то тебе помочь? Я спрашиваю сейчас не как полицейский, а как любящий отец.
Сильвия опустила глаза. Высокая, статная девушка, на лице которой были написаны благородство, бесстрашие и самообладание. Она казалась скульптурой, изображающей воплощение терпения и выдержки. До сего момента ее жизнь оставалась безоблачна, и Сильвии не требовались ни смелость, ни присутствие духа.
– Ты что, не хочешь со мной поговорить? – настаивал Вексфорд.
– Мы не в силах изменить реальность, – пожала она плечами. – Я – женщина, а следовательно, существо второго сорта.
– Ты, наверное, шутишь?
– К чему все эти слова, папа? Люди меняются, меняется и их отношение к собственной жизни. Если я скажу тебе, что прочитала миллион книг и говорила со многими людьми, ты, как и Нил, ответишь, что это все совершенно для меня лишнее.
– Может, и скажу. И думаю, не так уж и ошибусь, раз все это превратило тебя в несчастную женщину, разрушающую свою семью. Разве ты чувствуешь себя человеком второго сорта здесь, у своих родителей? Что же изменилось по сравнению с тем, когда ты жила в вашем собственном с мужем доме?
– Если я не найду работу, то и тут повторится то же самое. Мне обязательно надо поступить на какие-нибудь курсы.
Вексфорд не стал распространяться, насколько ему не нравится идея Сильвии записаться в колледж или на какие-то там курсы. Тогда Доре придется присматривать за Беном и Робином в ее отсутствие. Вместо этого он спросил, не считает ли она, что быть женщиной означает иметь определенные преимущества.
– Например, если у тебя спустило колесо, ты можешь быть уверена, что тут же кто-нибудь остановится и предложит тебе помощь лишь только потому, что у тебя хорошая фигура и очаровательная улыбка. А я в такой ситуации могу сутки напролет размахивать руками, даже не надеясь, что кто-нибудь одолжит мне домкрат.
– Да! Именно потому, что я – «миленькая»! – закричала Сильвия. Вексфорд чуть не рассмеялся, настолько это слово сейчас не подходило к дочери: ее глаза метали молнии, и походила она скорее на фурию. – Ты хоть понимаешь, что это означает? – продолжала бушевать дочь. – Сейчас я тебе объясню. Быть «миленькой» – это означает слышать постоянный свист вслед, это отсутствие уважения, это идиотские комплименты. Это означает, что тебя не воспринимают как человека.