Изуродованное лицо Куинна не позволило ему ответить мне улыбкой, но на нем все же иной раз удается разглядеть некое веселое выражение, если знаешь, как интерпретировать его потуги. А я как раз из тех немногих, кто это знает и умеет.
– Я всегда догадывался, что ты фанат «Роллинг Стоунз», – сказал он.
Пилоты, которые до этого момента сидели, как приклеенные, перед экраном телевизора в здании терминала, уже бежали через поле, чтобы открыть нам дверь.
– Всего пятнадцать минут, и взлетаем, – крикнул один из них.
Мы с Куинном забрались в салон самолета. Пока мы там размещались, я налил нам выпить.
– У тебя, что, сотовый сломался? – спросил он. – Я почему спрашиваю: ты его раз десять проверял после взрыва.
– Да я вроде как думал, что Джанет может позвонить, – ответил я.
– Услышала про взрыв и решила узнать, все ли у тебя в порядке? – спросил он.
– Глупо, верно?
Куинн пожал плечами и поднял свой стакан.
– За наших бывших жен, – провозгласил он.
Мы чокнулись.
– Я не совсем уверен, что тебе стоит за это пить, – заметил я. – Ты же никогда не был женат.
Куинн отпил немного бурбона.
– Меня и як никогда не бодал, – сказал он.
Я несколько секунд подержал глоток бурбона во рту, чтобы усилить его вкусовое воздействие, и переспросил:
– Як?
Он улыбнулся.
Я проглотил бурбон и отпил еще.
– Меня он тоже не бодал, – сказал я. – Это кажется тебе странным?
В глазах Куинна снова мелькнула улыбка, или мне так показалось.
– Куп однажды сказал мне, что его как-то боднул як. Сказал, что это было в Индии, в городке, название которого не может произнести никто, кто родом не из Тибета. Сказал, что потом они его там заставили выпить чаю с маслом из этого яка.
– Масло из яка, – сказал я.
– Куп говорит, что обычный человек в Тибете выпивает по сорок-пятьдесят чашек чаю ежедневно, каждый день, всю свою жизнь. А в чашку всегда кладут здоровенный кусок масла из яка. И тебе надо на этот комок дуть, чтобы отодвинуть его ото рта, прежде чем сделать глоток.
– Отвратительно!
– Так я Купу и сказал.
Я кивнул.
– Ладно, выпьем за Купа, – сказал я, и мы снова чокнулись.
Из кабины пилотов доносились их предполетные переговоры, они проверяли все системы самолета. Куинн молча проглотил остатки своего бурбона. Я последовал его примеру. Второй пилот открыл дверь их кабины и показал нам большой палец. Мы пристегнули привязные ремни и приготовились к долгому перелету в Вирджинию. Я выглянул в окно, и только тут до меня впервые дошло, что погода нынче ясная и отличная, точно такая, как была в Нью-Йорке 11 сентября.
Реактивный самолет быстро промчался по взлетной полосе. Как только мы оказались в воздухе, я сказал пилоту, чтобы он сделал вираж и пролетел над моим отелем, чтобы посмотреть на это место сверху. Однако через несколько секунд к нам присоединился еще один самолет – FA-18 «Хорнет»; он приблизился к нам и проводил на северо-восток, вон из воздушного пространства над Эл-Эй.
Второй пилот открыл дверь и сказал:
– Извините, мистер Крид.
– Ты ж моя прелесть! – сказал я.
Он нахмурился и вернулся к своим обязанностям, оставив меня грустно размышлять об обугленных телах, которые я видел всего час назад. Я представил себе, как родные и близкие по всей стране судорожно набирают номера на своих сотовых телефонах, и никто им не отвечает. Интересно будет узнать, если крыша там наконец рухнула, сколько спасателей прибавилось с общему списку погибших.
Когда мы набрали высоту и достигли своего эшелона, я позвонил Виктору. Когда он ответил, я спросил:
– Как вы это проделали?
– Если… вы о спут…нике-шпи…оне, то пере…дайте своим лю…дям, что я о…чень со…жалею. Та…кое боль…ше не пов…то…рится.
– Вы очень сожалеете? – переспросил я. – Шутить изволите? А ведь кое-кто может сделать так, что вы действительно будете очень сожалеть! Кстати, где Моника?
Я услышал какое-то шуршание, потом в трубке возник другой голос, высокий, тонкий голос парня, который сказал:
– Мистер Крид, меня зовут Хьюго.
– Хьюго, значит, – повторил я.
– Совершенно верно, – сказал он.
– У вас такой голос, – заметил я, – что я готов спорить на что угодно, что вы очень маленького роста.
– Тоже совершенно верно, – подтвердил он.
– Окей, стало быть, от меня требуется поверить, что вас зовут Виктор и Хьюго. И с кем вы, ребята, там ошиваетесь, с Гербертом или с Уэллсом?
– Я не знаю никаких Герберта и Уэллса, – сказал он. – Я духовный наставник Виктора.
– Духовный наставник, значит, – повторил я.
– Совершенно верно.
В трубке, в некотором отдалении, послышался голос Виктора:
– Ска…жи ему все ос…тальное.
Хьюго, кажется, пытался прикрыть микрофон ладонью, но ладошка-то у него маленькая, так что я все слышал, что они там говорят, четко и ясно, как Божий день.
Хьюго сказал:
– Он будет надо мной смеяться!
Виктор произнес командным тоном:
– Ска. жи ему!
Хьюго убрал ладонь с микрофона и сообщил мне, что он чем-то там является, но таким тихим и тонким голосом, что пришлось попросить его это повторить.
– Вы чем там являетесь? – спросил я.
– Я главнокомандующий его армии.
– А я вот тут все стараюсь придумать, что бы мне такое смешное сказать вам в ответ, – сказал я ему. – Но вы просто лишили меня дара речи.
Хьюго сказал, что они с Виктором собрали по всей стране целую армию людей маленького роста.
– У нас повсюду имеются наши солдаты, – заявил Хьюго. – Сотни солдат. Некоторые из них – крупные промышленные магнаты. Другие имеют доступ к информации, доступной только людям, занимающим высшие посты и получающим самые высокие оклады. У нас даже есть один человек маленького роста в кухонной обслуге Белого Дома, – похвастался он.
– И кем он там работает? – спросил я. – Поваром, готовящим маленькие блюда?
Хьюго снова прикрыл микрофон ладошкой, и я услышал, как он говорит Виктору:
– Скажи только слово, и я убью этого ублюдка! Дай мне волю, это все, о чем я прошу! Я у него печень вырежу и попляшу на ней! – Он уже кричал: – Я хочу поплясать на его печенке!
Тут Виктор забрал трубку себе: