А пока мне предстоит бороться со скукой, рассказывая о монстрах и безумцах.
Но я не стану торопить события (хотя, несомненно, был бы рад поскорее покончить со столь неприятным делом). Вернемся к осмотру дома Митчелла.
Я был уверен, что Ватсон скоро догадается о роли Митчелла в этом спектакле. В конце концов, вывод довольно очевиден. Хотя доктор Моро неоднократно публиковал свои работы, он ни разу не упоминал об опытах по созданию подобных чудовищ. Кем бы ни был преступник, он явно маскировался под Моро и до сих пор старался сохранить анонимность (готов поклясться, что, устраивая «Гран-Гиньоль» [4] с маской свиньи, он преследовал и практические цели). Следовательно, мы должны хорошо знать этого человека, работавшего некогда с доктором Моро. Из четырех кандидатов, подходящих под это условие, трое были мертвы. Не такое уж сложное умозаключение.
Но чего добивался Митчелл? Ответа на этот вопрос у меня еще не было. Однако я надеялся отыскать его в доме репортера – впрочем, достаточно найти там хотя бы намек на местонахождение лаборатории (только глупец стал бы полагаться на помощь псоглавца).
Майкрофт приказал Феллоузу сопровождать меня. Я был несколько раздражен этим обстоятельством, поскольку бравый охранник продолжал болтать, когда ему уже нечего было сообщить. Сохранить ясность ума в таком непрерывном шуме ничуть не легче, чем играть на скрипке под аккомпанемент взрывов динамитных шашек. Поездка получилась долгой и не очень приятной.
– Приехали, – с облегчением объявил я, когда мы остановились возле дома Митчелла.
Феллоуз как раз говорил о своих любимых песнях из репертуара мюзик-холла. С моей точки зрения, это был оксюморон, но ситуация не располагала к спору, и я провел последние несколько минут в мучительном страхе, как бы он и в самом деле не начал петь.
Репортер жил на небольшом унылом бульваре, типичном для тех пригородов Лондона, где обычно селятся мелкие клерки.
– Митчелла наверняка нет дома, – сказал я Феллоузу, когда мы шли по подъездной дорожке. – Он должен был уйти сразу после визита Ватсона. Узнав о нашем участии в расследовании этого дела, он понял, что рано или поздно мы наведаемся к нему. Только идиот стал бы этого дожидаться.
– Мы будем взламывать дверь? – спросил Феллоуз.
Я положил руку ему на плечо:
– Возможно, но следует соблюдать осторожность. У Митчелла хватит ума приготовить нам ловушку.
Феллоуз подергал за ручку двери.
– Не заперто, – доложил он и плавно потянул ее на себя.
Я вытянул трость, останавливая его и отодвигая от двери.
– Здесь может быть опасно, – повторил я. – Митчеллу ничего не стоило приготовить нам сюрприз.
Феллоуз кивнул. При всем своем словесном недержании он снова становился профессионалом, когда доходило до дела.
– Отойдите подальше, сэр, – попросил он. – И чуть в сторону от двери.
Разумеется, я уже сделал это и без его подсказки. Однажды преступник, подозревая, что скоро к нему заглянет полиция, соорудил нечто вроде катапульты, стреляющей битым стеклом, и установил ее напротив двери. К счастью, изобретатель из него получился такой же посредственный, как и мошенник. Лестрейду пришлось долго наводить порядок, когда ловушка сработала слишком рано и усыпала осколками всю комнату.
На этот раз дверь открылась беспрепятственно, и из нее ничего не вылетело.
Феллоуз осторожно вошел в прихожую, внимательно глядя под ноги, чтобы не угодить в западню.
– Свет не горит, – сообщил он, – но внутри кто-то есть.
Послышалось громкое шипение, и Феллоуз отпрянул назад, закрывая лицо от бросившейся на него змеи.
– Назад! – скомандовал я, замахиваясь тростью.
Змей оказалось много. Целый клубок дико извивался возле двери, широко разевая пасти с ядовитыми зубами.
– Что-то их разозлило, – заметил Феллоуз, подойдя ближе. – Это пугливые твари. Я в Индии насмотрелся на таких, по крайней мере на их хвосты, когда они расползались по щелям.
Змеи бросились в атаку, и нам с Феллоузом пришлось затоптать их каблуками. Иначе гадюки могли выползти на улицу и покусать ни в чем не повинных прохожих.
– Если бы мы вошли сразу… – пробормотал Феллоуз.
– …то получили бы несколько порций яда, – закончил я.
Я принюхался и уловил знакомый острый запах. Затем обнаружил бечевку, тянущуюся от верхнего края двери к косяку и пропадающую в темноте прихожей.
– Нам нужно больше света, – сказал Феллоуз, чиркнул спичкой и двинулся дальше.
Он отыскал газовую лампу и зажег ее. В то же мгновение с кронштейна, на котором она держалась, на охранника зашипела змея.
– Берегитесь! – крикнул я.
– Черт возьми! – возмутился он, отдергивая руку. – Чуть не зацепила!
Феллоуз взял у меня трость, стащил змею с лампы и растоптал ее, приговаривая:
– Мерзкие маленькие твари.
– Это водяной щитомордник, – определил я. – Обитает в Северной Америке. В обычных условиях они не агрессивны, но сейчас их явно на нас натравили. Открывая дверь, вы дернули за эту веревку. – Я показал на то место, где она крепилась к дверному полотну, а также на большой ящик у дальней стены прихожей, внутри которого висела открытым концом вниз стеклянная мензурка. – Веревка приподняла деревянную крышку ящика, а та в свою очередь опрокинула мензурку, и муравьиная кислота вылилась на змей.
– Теперь понятно, чем мы им так не понравились.
– Разумеется. Они просто взбесились.
– Ага, – согласился Феллоуз. – И я тоже.
– Ничего не поделаешь, – сказал я, осторожно приоткрывая дверь в другую комнату.
– Вы уверены, что хотите туда войти? – спросил охранник. – А вдруг там затаилась стая тигров?
Я распахнул дверь. За ней была небольшая гостиная с пыльным ковром, потертыми стульями и остывшим камином. По моим прикидкам, в эту комнату никто не заходил по крайней мере четырнадцать недель (плюс-минус несколько дней). С другой стороны, едва ли Митчелл часто принимал гостей.
– Здесь ничего интересного нет, – решил я и направился к следующей комнате.
Она выглядела совсем иначе, чем первая. Здесь находился кабинет Митчелла, где он встречался с Ватсоном.
– Проверьте другие помещения, – попросил я Феллоуза, чтобы он не путался у меня под ногами. – Но помните об осторожности, Митчелл мог приготовить нам и другие сюрпризы.
– Будет сделано, – ответил он и начал неторопливый осмотр дома.
Стол Митчелла был почти пуст. Лишь в центре его лежала, привлекая к себе внимание, одинокая стопка бумаги, словно портрет в широкой раме.