– Мама нашла работу, – гордо сообщила Порция.
– Прекрасно. Где?
– В методистской церкви. Три раза в неделю убирать у них в подготовительной школе. Зарплата ничтожная, но это единственное, что она смогла в данный момент найти.
– Она довольна?
– Джейк, она подала на развод всего два дня назад, и ее фамилия до сих пор ненавистна всем. У нее сын в тюрьме, полон дом родственников-бездельников, двадцатиоднолетняя дочь с двумя нежеланными детьми. У мамы очень тяжелая жизнь. И работа, за которую ей будут платить три с половиной доллара в час, не добавит ей радости.
– Простите, что спросил.
Они сидели на балконе. Было свежо, но не слишком холодно. В голове у Джейка теснилась куча мыслей, и он выпил уже галлон кофе.
– Помните Чарли Пардью, моего так называемого кузена из Чикаго? – спросила она. – Месяца два назад вы видели его «У Клода».
– Конечно, помню. Вы назвали его темной лошадкой, рыскающей в поисках денег на похоронную контору.
– Да. Мы говорили с ним по телефону, и он сказал, что разыскал того родственника в Бирмингеме. Старик живет в доме престарелых, его фамилия Риндс. Чарли думает, этот человек может оказаться недостающим звеном.
– Но Пардью охотится за деньгами, так?
– Они все охотятся за деньгами. В любом случае я собираюсь в субботу поехать, найти этого человека и задать ему несколько вопросов.
– Вы говорите, что он – Риндс?
– Да, Боуаз Риндс.
– Хорошо. Люсьену вы об этом сказали?
– Да, сказала. Он считает, дело того стоит.
– Суббота – ваш выходной. В этот день я вами не распоряжаюсь.
– Я просто хотела, чтобы вы знали. И еще, Джейк. Люсьен сказал, что часть судебных архивов округа находится в Герли, в старой школе для черных.
– Это действительно так. Я был там однажды, искал старое дело, но не нашел. Там хранится куча макулатуры.
– С какого примерно времени?
Джейк задумался. В кабинете зазвонил его телефон.
– Поземельные книги по-прежнему хранятся в здании суда, – ответил он наконец, – потому что часто бывают нужны. Но огромное количество, в сущности, бесполезных уже документов – записи о браках и разводах, рождении и смерти, тяжбах, судебных решениях и тому подобное – там. Большую их часть нужно давно выбросить, но никто не хочет брать на себя ответственность уничтожать юридические документы, пусть им уже и сто лет. Я слышал, там есть стенограммы процессов, относящихся ко временам до Гражданской войны, все сделаны от руки. Это, конечно, интересно, но никакой ценности сегодня уже не представляет. Жаль, что все это не сгорело в пожаре.
– А когда случился пожар?
– Все суды горят рано или поздно. Наш сурово пострадал в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Многие документы были утрачены.
– Можно мне порыться в старых папках?
– Зачем? Пустая трата времени.
– Затем, что я обожаю историю юриспруденции, Джейк. Я часами сидела в архиве, читая старые судебные дела и поземельные книги. Вы, например, знаете, что в тысяча девятьсот пятнадцатом году человека повесили перед зданием суда через месяц после начала процесса над ним? Он ограбил Залоговый банк, стрелял в человека, но даже не ранил его, улизнул с двумястами долларами, но был пойман. Суд над ним учинили сразу же, а потом вздернули.
– Весьма эффективно. Думаю, тогда не было проблем с перенаселением тюрем.
– И скоплением дел, предназначенных к слушанию. В любом случае меня такие бумаги завораживают. Как-то я видела дарственную, датированную тысяча восемьсот сорок седьмым годом, по которой некий белый отдавал в дар всех своих рабов. Болтал о том, как он их любит и ценит, а потом подарил, как лошадей или коров.
– Звучит удручающе. Но ни одного Брайгенса, владевшего хотя бы одним рабом, вы в архивах не найдете. Нам посчастливилось владеть коровой.
– Так или иначе, мне нужно письменное разрешение от члена коллегии адвокатов, чтобы получить допуск. Таково правило.
– Договорились. Напишите, я подпишу. Вы все еще изучаете свою родословную?
– Конечно. Ищу повсюду. Риндсы внезапно покинули этот округ в тысяча девятьсот тридцатом году, не оставив ни следа, никакого ключика к разгадке. Я хочу знать – почему.
Ленч, который подавали в глубине гастрономической лавки Бейтса, представлял собой набор из четырех овощных блюд, раскладываемых из десяти кастрюль и сковород, шипящих на большой газовой плите. Миссис Бейтс лично наполняла тарелки едой, вручала их гостям, давала объяснения. Мистер Бейтс сидел за кассовым аппаратом и брал с каждого по три пятьдесят – в эту сумму входили еще чай со льдом и хлеб из кукурузной муки.
Джейк с Гарри Рексом приезжали сюда раз в месяц, когда нужно было совместить ленч с разговором не для чужих ушей. Здешняя публика состояла из сельских жителей – фермеров, сельскохозяйственных рабочих, иногда, для равновесия, разбавленных одним-двумя рабочими целлюлозной фабрики. Все белые. Какое-то время спустя черных тоже начнут здесь обслуживать, но это еще впереди. Сейчас они могли только покупать продукты в передней части магазина. Три года назад Тони Хейли похитили, когда, сделав покупки именно в этом магазине, она возвращалась домой.
Джейк и Гарри Рекс устроились за самым дальним столиком. Столик качался, древний пол скрипел, а прямо над их головами вращался разболтанный вентилятор, хотя время было еще зимнее и помещение продувалось сквозняками. От стоящей в другом углу бочкообразной плиты шел густой едкий жар, согревающий все помещение.
– Думас хорошо сработал, во всяком случае, для себя – хорошо, – едва приступив к еде, заметил Гарри Рекс. – Этот парень любит автокатастрофы почти так же, как адвокаты.
– Мне пришлось ему пригрозить, но результат налицо: никакого вреда он нам не причинил. Или по крайней мере не усугубил того вреда, который уже нанесен. Спасибо, что вытащили Артура Уэлша на ту эпизодическую роль.
– Уэлш идиот, но лояльный мне идиот. Мы можем рассказывать истории друг про друга часами. Однажды мы провели две ночи в окружной тюрьме, пока все думали, что мы благополучно учимся на юридическом факультете, откуда нас чуть не вышибли. – Он замолчал.
Джейк понимал, что не следует попадаться на крючок, но не удержался и спросил:
– За что же вы попали в тюрьму?
Гарри Рекс, набив рот рагу из брюссельской капусты, с удовольствием приступил к рассказу. Съездили они как-то на длинные выходные в Новый Орлеан, пора было возвращаться в «Оле Мисс». Гарри Рекс сидел за рулем, пил, и где-то в округе Пайк они заблудились.
Увидев сзади синие проблесковые маячки, Гарри сказал:
– Черт, Уэлш, пересаживайся за руль. Вон копы, а я пьян.
– Придурок, я тоже пьян, – ответил Уэлш, – выпутывайся сам.