Идрис и Иса вылезли на территорию подстанции и заняли отведенные им позиции, выставив автоматы в импровизированные бойницы. Четверка во главе с Магомедом поднялась по склону и залегла с внешней стороны ограждения, справа от забора.
Зеленые силуэты были хорошо видны в ночных прицелах. И когда Магомед занял положение для стрельбы с колена, прапорщик Переварюха снял с предохранителя «Винторез» и начал медленно выбирать спуск. Магомед успел открыть заднюю крышку «Мухи» и раздвинуть трубы, когда Иван выстрелил. В ночи свист глушителя прозвучал ударом бича, хотя сразу никто из нападающих не понял, что он обозначает.
Боевики ждали сигнала, но не дождались: Магомед уронил «Муху» и уткнулся лицом в заросшую колючей травой и загаженную коровами землю…
Зато щелчок «Винтореза» послужил сигналом для омоновцев. Капитан Каплинский ударил толкателем зажатой в правой руке подрывной машинки о свою ногу, чем пробудил противопехотную осколочную мину ОЗМ-72, вкопанную посредине двора подстанции. Такие штуки недаром называют «лягушками»: вышибной заряд подбросил боевую часть на высоту 70 сантиметров, грохнул взрыв, и две с половиной тысячи стальных роликов разлетелись на 360 градусов, сметая всё на своём пути. Они вмиг изрешетили тела двух несостоявшихся муджахедов и покрыли выщербинами железобетонные плиты забора…
Тут же заговорил пулемет, накрыв огнем тройку Магомеда. Джамалутдин был убит на месте, Иззат ранен в плечо, а Имран – в руку. Они успели скатиться в овраг и, бросив оружие, побежали со всех ног. Их никто не преследовал… Сами «экзаменующиеся» не успели произвести ни одного выстрела – экзамен был с треском провален!
Утром в Камрах федералы провели грандиозную, но безрезультатную зачистку. Камринцы в ответ устроили митинг и перекрыли трассу с требованием убрать посты. Такая схема была привычной. К вечеру все успокоилось и о происшедших событиях внешне ничего не напоминало. Только состоявшиеся на следующий день похороны подвели итог попытке шестерых сельчан влиться в Великий джихад.
Зарема безутешно рыдала вместе с другими родственниками погибших. Теперь она окончательно и бесповоротно стала молодой вдовой.
Махачкала
На Кавказе особый менталитет. Речь не только об обычаях и традициях – отличаются привычки и манеры, правила проведения досуга, дресс-код, рамки разрешенного поведения и тэ дэ и тэ пэ. В ресторане нередко «гуляют» одни мужчины в больших кепках или папахах, допустимы пятна на скатертях и банальный обсчет, а певица может сидеть на эстраде в домашних тапочках и, не вставая со стула, петь в микрофон…
Но в «Золотом тельце» такого не было: Мирза сам подбирал персонал по европейскому образцу, по крайней мере, тому, который существовал в его представлении. Девушки, работающие в номерах, по слухам, меньше чем за пятьсот долларов и «дорожку» кокаина, к клиенту не выходили. И в зале все было в порядке – чистые скатерти, подтянутые официанты в черных костюмах и «бабочках», строгий метрдотель, внимательно наблюдающий за персоналом. А прекрасная солистка Тамара в коротком, облегающем черном платье, черных колготках и на высоченных черных шпильках пританцовывала у самого края подиума и пела так чувственно, как будто хотела вставить микрофон в рот, как большой чупа-чупс:
Ты бродишь пьяная и вечно бледная
По темным улицам Махачкала.
Тебе мерещится дощечка медная
И шторы синие его окна…
Но полностью добиться европейских стандартов в одном отдельно взятом дагестанском ресторане не могли ни Мирза, ни даже Махач, ни они оба. Тем более, что это не входило в их планы: слишком со многими пришлось бы рассориться, да и вряд ли это способствовало бы привлечению посетителей. Поэтому и кепки, и папахи, и громкие разговоры, а иногда и выкрики в зале присутствовали, и строгий метрдотель считал это в порядке вещей.
Сейчас в зале шумно гуляли за сдвинутыми столами четыре большие компании, а вдали от входа, в углу, сидели три кавказца приблизительно одинакового возраста, телосложения и одинаково одетые – галифе, сапоги, френчи и те самые знаменитые кепки, закрывающие пол-лица. Судя по одежде и скованному поведению, это были односельчане из горного села, удачно расторговавшиеся на рынке и приобщающиеся к городской «шикарной жизни». Они неспешно ели салаты и хинкали и пили то ли водку из графина, то ли воду из бутылок. Но вели они себя тихо и не привлекали внимания, поэтому разбираться, почему они так мало едят и что пьют, было некому. И слушать их разговоры – тоже.
– Может, шашлык закажем? Жрать охота, а сколько еще ждать, неизвестно…
– А деньги откуда? Свои платить? Оперативная норма – триста рублей в час на нос. Забыл, что ли?
– Да лучше и не наедаться, мало ли как обернется… Вдруг пулю в живот словишь…
– Типун тебе на язык, – один из них постучал по столешнице.
Если бы кто-то их подслушивал, то удивился бы тому, что горцы говорят на чистом русском языке, да и разговор был какой-то странный для обычных посетителей ресторана. На самом деле ничего странного тут не было, ибо в «Золотом тельце» находились загримированные бойцы «Меча Немезиды» – Семин, Хомяков и Выхин. Они уже понажимали кнопки игральных автоматов, покурили на веранде, а теперь сидели за столом с выпивкой и закуской, слушая жалостливую песню:
Муж уже старенький, душой измучился,
Жену-красавицу в гостиной ждет,
А когда лампочки в отелях тушатся,
Она, качаяся, к нему идет…
Но не за развлечениями они пришли в «Золотой телец». «Мечи» прибыли для выполнения боевого задания и терпеливо ждали цель, не зная – появится она или нет. Мог ошибиться агентурный источник, могли измениться планы у самой цели, и тогда они сидели здесь напрасно, зря тратили средства на оперативные расходы и сжигали нервы томительным и опасным ожиданием. Впрочем, нервы не стоили денег, и поэтому они о них не думали. Между тем цель уже прибыла, хотя до зала еще не дошла, потому что вначале появилась там, где ее ждали хозяева заведения.
– Проходите, Расул Омарович! – приветливо сказала Роза, как только Расул Шейхмагомедов, более известный в республике под прозвищем Гюрза, появился в приёмной.
Однако приветливая улыбка оказалась неуместной: Гюрза ее ни о чем не спрашивал и ждать в приёмной не собирался. Он неодобрительно осмотрел женщину, которая открывает рот до того, как мужчина что-то спросил. Ее одежда была более скромной, а внешность – менее броской, чем можно было ожидать от секретарши такого заведения, как «Золотой телец». Поговаривали, что Роза доводится родственницей жены Махача и специально поставлена сюда контролировать любвеобильного супруга. И хотя на Кавказе мужья не очень боятся жен, из этого правила есть исключения. Как было в данном случае: жена Махача являлась любимой племянницей главного налоговика республики – Навруза Курбангалиева по кличке Мытарь. И это бы шайтан с ним, но под ружьем у Мытаря было около тысячи боевиков. Поэтому Гюрза ограничился осмотром и ничего не сказал.
– Ждите здесь! – скомандовал он двум охранникам и открыл дверь кабинета.