Прапорщик повалился навзничь, обливаясь кровью. Небо завертелось перед глазами, пятнистые скалы, зависшие над дорогой, пустились в пляс. Но он не потерял сознание.
Боевиков было чертовски много, хотя, возможно, у Сурикова троилось в глазах. Они спускались с горы, подходили, держа автоматы наперевес. Один, посмеиваясь, оторвал от гранаты чеку, бросил в покореженный кузов «ГАЗ-66», откуда раздавались жалобные стоны, отпрыгнул, присел, зажав уши. В кузове хлопнуло, обрушились остатки тента на металлических дугах. Стоны оборвались. Боевик засмеялся.
— Прямо как в опере, блин! Сперва долго и грустно поют, потом умирают. — Он говорил по-русски без акцента, матерился легко и весело, физиономию имел типично славянскую.
Другой вскарабкался на броню подорванного БТРа, бросил гранату в открытую бортовую дверцу и тоже пустился наутек, зажимая уши.
Прапорщик в бессилии скрипел зубами. Рядом с ним хрустели камни, кто-то ткнул его носком в бедро, проходя мимо. Мордатый здоровяк в нестираном комбинезоне присел на корточки перед стонущим Макаровым. Тот поднял голову, жалобно уставился на духа. Лицо солдата было залито кровью.
Боевик добродушно потрепал его за вихры и заявил:
— Сыграем в харакири, брат?
— Тундра ты, Саид! — сказал бандит со славянской внешностью. — Поиграть в харакири можно только с собой. А то, что ты хочешь сделать, называется «зарезать барана».
— Ну и хорошо, барана так барана. — Мордатый тип пожал плечами.
Прапорщик закрыл глаза, чтобы не видеть, как его подчиненному перерезали горло. Макаров мучился, хрипел, пускал кровавые пузыри.
— Спокойной ночи, малыши, — проговорил подонок в камуфляже.
— Смотри, еще один тумбочкой прикинулся.
Другой член банды заметил окровавленного Кошкина, который безуспешно пытался заползти за скалу. Нагибаться бандиту было лень, он выпустил короткую очередь в голову.
«Эх, Кошкин! — машинально подумал прапорщик. — Нет у тебя в запасе девяти жизней, а говорил, что есть».
Эти ублюдки ничего не боялись. Они среди белого дня напали на колонну внутренних войск и держались так, будто находились у себя дома.
«А ведь эти суки действительно у себя дома», — уныло констатировал прапорщик, когда над ним склонилась щербатая физиономия, украшенная нечесаной бородой.
Это был полевой командир Нурбала Хатиев, сорокавосьмилетний главарь бандитского подполья, действующего в Мазарбекском районе, убежденный ваххабит и борец за освобождение мусульманского Кавказа от российского имперского ига. Этого шакала не могли поймать уже несколько лет. В банде Хатиева было не меньше сорока рыл — в основном местные, прекрасно знающие район, обученные, безжалостные, любители наносить удары исподтишка. На их счету сотни жертв — солдаты, полицейские, чиновники, мирные жители, неугодные бандитам.
Свою карьеру Хатиев начал еще в девяносто девятом. Когда отряды Хаттаба и Басаева вторглись в Новолакский район, в них влилась немногочисленная группа местных жителей, ведомая бывшим учителем географии, ярым приверженцем установления ваххабитского режима в отдельно взятом горном районе. С тех пор прошло почти пятнадцать лет, а упырь все бегал на свободе. Он был неуловим, как батька Махно, и всегда контролировал любую ситуацию.
— Что, солдат, Аллах велик? — спросил рослый боевик, пиная сержанта Бакиева.
Тот норовил встать, смертельно бледный, из прокушенной губы сочилась кровь.
— Да Аллах-то велик, вот только ты последнее чмо! — прохрипел контрактник.
За это он тут же получил прикладом в висок, издал отрывистый рык и завалился на бок.
— Нурбала, этого тоже кончим? — спросил худощавый тип с козлиной бородкой и подмигнул обездвиженному Сурикову. — Вах, прапорщик, какой незабываемый вечер. Чего моргаешь? Удар судьбы, да?.. Давай, Нурбала, кончим его быстро, чтобы не мучился. Мы сегодня добрые.
— Это точно, — согласился обладатель славянской внешности. — Мы сегодня в благоприятном расположении духа.
— Отставить! — проворчал Хатиев. — Этого не убивать. И того тоже. Байтаза, кому было сказано! — прикрикнул он на подчиненного, который уже примеривался перерезать горло Бакиеву.
— В горы их, Нурбала?
— Нет. Эти двое поедут ко мне в Бурнай. Пусть в подвале посидят. Будут козырем в разговоре с Таргаевым. Может, он сговорчивее станет, а то совсем страх потерял. Магомед, ты отвечаешь за то, чтобы они не сдохли. Перевяжи, вколи какую-нибудь хрень. Булат, Тимур, Иваков, грузите их в пикап. Булат, звони своим ментам, чтобы ни одна крыса нас не засекла. Замир, остаешься за меня. Собрать оружие и отходить на базу. Выставить дозор, чтобы хвост не увязался. Сколько раненых у нас?
— Нурбала, четверых потеряли! — донесся голос с дороги. — Джанхотов и Мурзаев убиты, Ичиков и Бабахан ранены. Бабахан тяжело.
— Суки!.. — обозлившийся главарь пнул прапорщика по ноге, отчего тот лишился сознания. — Ладно, шакалы, поквитаемся еще. За каждого нашего будете сотнями дохнуть, в крови купаться!
Прапорщик не помнил, как его волокли к дороге, грузили в пикап. Туда же духи забросили стонущего сержанта. Пикап проехал триста метров, ушел с дороги, вскарабкался в седловину между холмами, двинулся краем обрыва, давя пушистый можжевельник.
Тем же вечером, когда сгустились сумерки, запыленный пикап выбрался из горных теснин и выехал на окраину большого села Бурнай. Округа уже спала, лишь в отдельных окнах рябил свет. В иссиня-черном небе загорались звезды, поблескивала желтая, нереально выпуклая луна.
Пикап преодолел утлый мостик, переброшенный через речушку, проехал переулок, заросший пирамидальными тополями, и выбрался на улицу Гамзатова. Жилых домов здесь было немного, они прятались за зеленью деревьев и каменными заборами. Вывернув на улицу, водитель погасил фары. Он знал эту местность как свои пять пальцев.
Самый крайний дом ничем не выделялся на фоне своих собратьев. Довольно крупный, одноэтажный, с высокой черепичной крышей и слуховым окном на фасадной части. Участок окружал двухметровый кирпичный забор. Террасу перед входом оплетали заросли винограда. Позади дома располагался сад. Он упирался в кирпичную изгородь и отвесную скалу, нависающую над участком.
Водителю не пришлось сигналить — машину ждали. С глухим скрипом отворились ворота, и пикап въехал во двор. Женщина в платке и длинной юбке закрыла створки.
Из дома доносились голоса детей. Женщина метнулась внутрь, утихомирила их и вернулась в сопровождении сына лет четырнадцати, не по годам рослого, худощавого. Подросток помалкивал, с крыльца наблюдал за происходящим. Женщина кое-что увидела, выключила свет на террасе, побежала во двор. Там подчиненные ее мужа выгружали из машины связанных пленников.
— Нурбала, зачем ты их привез? — взволнованно зачастила она. — Кто это?
— Доставка спецбортом, Ариза, — пошутил один из боевиков, придавая заложнику относительно вертикальное положение.