Сергей извлек из кармана «ПМ», в обойме которого оставался последний патрон, снял оружие с предохранителя и, поколебавшись, протянул Коряке. Тот сглотнул, уставился на пистолет слезящимися глазами.
— Сам застрелишься — избавишь нас от работы. Все-таки неприятно, другом был. Но без дураков, Коряка. Не туда направишь ствол — сразу пуля в лоб.
Это было не самое жизнерадостное зрелище. Коряка осторожно, словно гранату с выдернутой чекой, взял пистолет, приставил к виску. Он тужился, то бледнел, то краснел, трясся палец на спусковом крючке.
— Давай, Коряка, мы ждем, — поторопил Сергей. — Имеешь уникальный шанс сделать в жизни хоть что-то доброе. Мы оценим.
Коряка заорал как припадочный, отбросил руку, чтобы выстрелить в Сергея. Но Гаевский не дремал. Опытный спецназовец отлично знал, в чем сила и значение доли секунды. Пуля вошла в висок и вылетела вместе с содержимым дурной головы.
Сергей даже глазом не повел, знал, что Гаевский не подведет. Он равнодушно смотрел, как валится наземь мертвое тело, вздрагивает, затихает. Вот и подошло к концу утро чиновничьей казни.
Десятки и сотни верст вытягивались в бесконечную извилистую ленту. «Нива» не подводила, прилежно мотала дорогу на кардан. Гаевский воспаленными глазами всматривался в лобовое стекло. Сергей сидел рядом, держал автомат на коленях, временами оборачивался.
Шестеро пассажиров мерно покачивались в такт движению. Маленькая Лиза либо дремала, либо хныкала. Даша что-то бормотала, успокаивала ее. Измученный Петр обнимал жену, тупо созерцал пространство перед собой. Люди, сидящие напротив, тоже не отличались общительностью. Диана смотрела на Сергея и вяло улыбалась. Клавдия Павловна держала ее за руку. Глаза ее были закрыты, но она не спала. По лицу пожилой женщины бродили тени. Ярослав Григорьевич практически не просыпался. Иногда он начинал заваливаться, тогда соседки его подхватывали.
Гаевский сменил номерные знаки, хотя сомневался, что в повсеместном бардаке предыдущие что-то значили. За окном мелькали поля и леса Украины, небольшие городки и деревеньки. Транспорта было много, попадались военные колонны. Навстречу прошел открытый грузовик. В кузове покачивались перебинтованные парни в грязной военной форме — все молодые, безусые. Словно неживые, безвольные, с отрешенными взглядами.
— А что, нормально провели выходные, — сам с собой пообщался Гаевский и яростно заморгал, чтобы не заснуть.
Предложение Сергея сменить его за рулем опять встретило резкий отказ.
Машину неоднократно останавливали, но не дорожная инспекция — военные.
— Сотник Харчевник! — Гаевский выстреливал удостоверением. — Приказ комбата Бородько — везу семью его товарища в освобожденный Краматорск. Дело особой важности, вы не имеете права нас задерживать.
Никто и не пытался их задерживать. Проверять документы у гражданских военных было в лом, как и у коллеги из национальной гвардии, под бойца которой косил Сергей.
— Ты уже достал со своим Харчевником, — проворчал Гайдук после очередной проверки. — Не мог выдумать фамилию получше?
— Ничего я не выдумывал, — обиделся Гаевский. — Сам его убил, вот этими руками придушил фашистскую гадину. Он семью беженцев расстрелял, да еще и поживился у них деньгами. Физиономия оказалась точь-в-точь как у меня. Мне аж не по себе стало.
Ближе к вечеру напряжение усилилось. Днепропетровщина осталась позади. Приближалась линия фронта. Далеко на востоке уже различалась канонада.
Гаевский свернул на проселочную дорогу, въехал в лес, где беглецы и провели последующие несколько часов. Люди в изнеможении растянулись на траве и уснули, как говорится, без задних ног. Какое удовольствие спать без качки! Константин извлек из-под сиденья карту мелкого масштаба, испещренную пометками, ползал по ней, что-то бормотал, высчитывал, потом кому-то звонил.
— Поедем огородами. — Он не стал подробно расписывать маршрут. — Есть тут несколько дорог, на которых не выставлены блокпосты. Если тронемся в полночь, то в три часа ночи будем у Светлого. Это восемь верст от Луганска — там ребята должны встретить и доставить по козьей тропке.
Теперь все тряслись уже конкретно — пропал даже намек на асфальт. В лунном свете проплывали зловещие силуэты деревьев, луга, заросшие сочными пахучими травами. Несколько раз Гаевский сворачивал на какие-то другие проселки, иногда вставал, в свете фонаря сверялся с картой.
Опять разнылась Лиза. Даша пыталась ее усыпить, напевала колыбельную. В результате засыпали все, кроме девочки.
Согласно расчетам Константина, они уже были на подходе. Гром канонады делался ближе, объемнее. Машина вырулила из леса. Гаевский чертыхнулся — впереди был пост! В поле стоял грузовик, рядом с ним стояли палатка и небольшой прожектор, работающий от автомобильного аккумулятора. Посреди дороги маялись вооруженные люди в камуфляже — явно не ополченцы, судя по сине-желтым шевронам. Сворачивать было поздно — нарвались.
Боец, навьюченный амуницией, сделал знак — тормози. Гаевский остановился. Сергей на всякий случай приготовил автомат.
— Сотник Харчевник, — завел надоевшую песнь Гаевский. — Вывожу семью комбата. Хлопцы, где мы? Я, кажется, заблудился.
Хмурый боец осветил фонарем протянутый документ, сверил фото с оригиналом, взглянул на пассажиров. Лениво переваливаясь, подходили другие бойцы — какое ни есть, а развлечение.
В машину сунулся еще один тип с фонарем, тоже оглядел водителя, всех прочих.
— Не повезло тебе, хлопчик, — произнес он простуженным голосом. — Я хорошо знал сотника Харчевника, его убили, отличный офицер был. Не шевелиться! — заорал этот субъект, вскидывая автомат. — Всем сидеть! Лапы вверх!
Заплакала Лиза. Сергей обхватил рукоятку автомата, но дверца распахнулась, в бок ему уперся ствол.
— Бросили оружие и медленно выходим, — распорядился старший. — Без резких движений, стреляем без предупреждения!
Но до конца понять, что произошло, беглецы не успели. Разразилась суматошная стрельба. Пассажиры с криками упали на пол. Сергей пригнулся. То же самое сделал Гаевский.
Потом настала тишина. Машину окружали люди, они приближались. Взревел мотор, и из темноты вылупился измазанный грязью подержанный джип. Хлопнуло еще несколько выстрелов. В прыгающем свете фар проявлялись автоматчики, небритые, кряжистые, кто в бандане, кто в панаме.
— Мы так и знали. Константин Юрьевич, собственной персоной!
— Христофоров, твою душу! — взревел Гаевский, вывалился из машины и обнял смеющегося бородача. — Какого черта, Христофоров? Нас чуть не сделали! Мы же договаривались!
— Прошу прощения, Константин Юрьевич, припозднились, техническая заминка, так сказать. Скажите своим людям, чтобы не выходили из машины. Сейчас поедем дальше. Нужно уходить, здесь место открытое. Надо бы грузовичок забрать, у них горючки до хрена. Ладно, потом ребята подскочат, разберутся.