Он прислушался к себе. Голова не кружилась, и даже мозги как-то работали. Винник был ранен уже дважды, оба раза случайными пулями и не особо тяжело, но тем не менее. Он залепил раны пластырем, проглотил какие-то таблетки. Боль почти ушла, превратилась в онемение, такое мозжащее неприятное ощущение, постоянно напоминающее о себе.
Красная точка прицела горела совершенно равнодушно. Постреляем?
Кто-то упал рядом. Он повернулся – заложник. В руках у него был «АКМ».
– Где взял?
– Подобрал по дороге.
Вин кашлянул и заявил:
– Если не прилетят, уходи сам. Понял? В одиночку, может, и выйдешь.
– Иншалла.
– Ты что, мусульманин?
– Мусульманин. Да.
Вин не знал, что на это сказать.
– Жирного кончи. С ним не выйдешь, а в плену ты уже был. Больше не надо.
Где-то справа вспыхнула ожесточенная перестрелка. Трескуче рванула граната.
– Я схожу посмотрю.
Вин глянул вслед бывшему заложнику и опустил на глаз монокуляр. Его нельзя было постоянно держать в рабочем состоянии. Мир залило зеленой, стоячей, мутной водой. Черные глыбы камней, выстуженных ветром, предвещали беду. Вин заметил движение. Толстая веревка лазерного луча нащупала человеческую фигурку. Кто-то преодолевал подъем, бежал настолько быстро, насколько мог. Палец привычно лег на спуск.
– Вин, это Влад, не стреляй! – раздался в наушнике придушенный крик Гаврилы.
Винник осознал, что только что едва не натворил беды. Он мог бы выстрелить по своему человеку. Просверки трассеров высветили склон. Они летели слева и снизу. Кашлянула винтовка Гаврилы.
«Крыша уже едет, – подумал Винник. – Все-таки болеутоляющее в сочетании с экстремальными нагрузками – далеко не самый лучший коктейль».
Влад, преследуемый трассерами, выбрался на самый гребень, рухнул за каменную стенку, вскинул автомат и прохрипел:
– Свои. Черт, я там едва не лег!.. Они со всех сторон поперли. Духов двадцать точно удвухсотил, но их как тараканов.
– Справа Тат. Иди глянь.
– Понял, выполняю. – Влад исчез в темноте.
Живучий, черт. Чуть в окружение не попал, но выскочил каким-то чудом без единой дырки в шкуре. Везунчик.
Снова закашлялась винтовка Гаврилы.
– Справа духи. Шестьсот метров, – услышал Винник, чуть подвинул ствол, глянул.
Да, какое-то движение есть. У него не было приличной оптики, но попробовать все же можно. Он приник к прицелу и начал постреливать одиночными, фактически вызывая огонь на себя и давая действовать Гавриле. «АК-47» отлично работает до трехсот метров, на пятьсот траектория почти минометная. Но если долго мучиться, что-нибудь получится. Тем более что Гаврила теперь стрелял часто, почти не переставая, компенсировал относительно невысокую точность винтовки интенсивностью огня. Ответные очереди летели градом, разбивались о камни. Справа тоже стреляли.
Появился заложник-мусульманин. Он едва полз, но что-то упрямо тащил за собой. Вин перестал стрелять, высунулся. Оказалось, это Тат. Без сознания.
– Сильно его?..
– Похоже на то.
– Посмотри, что с ним. Аптечка здесь! Влад где?
– Там остался. Позиция хорошая, пулемет есть. Там тоже бандиты.
Все. Приехали. Не уйти – они в окружении.
– Там пластырь. Заклей раны и вколи промедол. Можешь?
– Да.
Очередь, выпущенная из пулемета, прошла немного выше, ударила в камень, осыпала их твердой крошкой.
– Черт!.. – Вин упал на спину, достал спутниковый телефон и начал набирать номер.
Со времени Абботабада прошло уже почти четыре года. Но если в этих местах что-то и изменилось, так только в худшую сторону. Два черных вертолета пересекли границу по ущелью. Они летели без ходовых огней, ориентируясь только по сигналам GPS. Люки были распахнуты, пулеметчики готовы в любой момент открыть огонь. В салоны врывался ледяной, пронзительный ветер. На земле не было ни единого огонька. Людям казалось, что они уже умерли. Вертолеты с мертвыми экипажами летят прямиком в ад. Воздушные потоки сильно трясли машины. Если бы не новые, предельно мощные украинские двигатели, то все участники этой авантюры наверняка уже нашли бы свою смерть на этих склонах.
– Маяк есть?!
– Есть, да толку хрен.
– Выводи.
– Идем ущельем. Из него все равно ни туда ни сюда. Движемся правильно.
– Жук ты!
– Ладно, шеф. Знали, на что шли.
– Базары брось. Шли – и выйдем!
– Молчу.
На панели, в держателе, замигал спутниковый телефон.
– На связи. Да, понял. Минут семь, максимум – десять. Понял. Да, слышу. Отбой.
– Что там?
– Сковородка настоящая. Они заняли господствующую высоту. Окружены со всех сторон. Говорят, посадочная площадка есть.
– Ясно.
У боевиков тоже не все было ладно. С тех самых пор как янки убили шейха Джавада, между людьми из племен и пришлыми джихадистами, осевшими в лагерях, пролегла тень недоверия. Никто не сомневался в том, что шейха Джавада и его родных убили ракеты, выпущенные с американского беспилотника. Джихадистам никто за это не предъявлял, нечего было. Но молчание оказалось красноречивее слов. Теперь, приходя в населенные пункты, воины Аллаха встречали его все чаще и чаще.
Среди тех амиров, лагеря которых располагались в непосредственной близости от места боя, самый крупный отряд был у Абу Джихада. Сириец по национальности, он потерял почти всех своих людей в жестоких боях в предместье Дамаска в конце тринадцатого, с тех пор отирался тут и набирал новых бойцов. В долине Сват он был известен как один из особо жестоких и непримиримых полевых командиров. Абу Джихад лично зарубил саблей двух отступников в своем отряде, посмевших усомниться в праведности того, что они делали.
Его лагерь оказался ближе всего расположен к месту боя. Вот он и рванул в погоню, даже особо не разбираясь в ситуации. Правильно говорят, что лучший человек для Аллаха – это тот, кто услышал громкий клич, призыв к битве, тут же вскочил на коня и поскакал на крик.
Сейчас Абу Джихад, распаренный после быстрого перехода, тяжело дышащий, лежал у большого валуна. После контузии правая рука у него почти не действовала.
– Призываю тебя и твоих людей именем Аллаха и его праведных ансаров! Мы загнали неверных на гору, и деваться им некуда! Приходи и раздели с нами радость победы. Я назову тебя братом, когда окуну пальцы в кровь неверных! – неестественно быстро проговорил он в трубку, подставленную соратником к самым его губам.
– Абу, я знаю тебя и твоих людей. Вас нельзя назвать праведниками! – проговорил кто-то в ответ. – Вы чужие для нас. Это ваши разборки. Откуда я знаю, может, они даже твои, совершенно личные, а вовсе не джихад на пути Аллаха. После первого намаза, когда будет видно, в кого летят наши пули, мы выйдем. А пока мои люди не двинутся с места.