По этой же причине я не внес его ни в какие файлы и списки: после предательства полковника СВР Потеева доверять нельзя никому. И ничему. Я не доверяю начальству, я не доверяю вообще никому – ни здесь, ни в Москве. Децентрализация. Наверх я передаю только информацию, и то маскируя ее под сообщения менее ценных агентов. Раскусили меня или нет – я не знаю и знать не хочу. Я знаю только одно – так правильно. И значит – так будет.
Про Джейка я многого не знаю, у меня не было даже возможности проверить правдивость его рассказов о себе и о своем прошлом, хотя рассказал он мне немного. Я не знаю, по какой причине он на самом деле передает мне информацию: причин может быть четыре. Либо из-за денег – а американцам практически всегда не хватает денег, живут они не так чтобы богато. Либо он сломался во время войны и разочаровался в политике Соединенных Штатов Америки на Востоке. Либо это его сознательная инициатива, направленная на борьбу с терроризмом – нашими руками и без ограничений, он передает нам информацию, мы реализуем ее, причем совсем не так, как американцы, а быстро и жестоко, без каких-либо правил. Либо Джейк – всего лишь передаточное звено более высокопоставленного лица или группы лиц из посольства, военной разведки или даже из ЦРУ, таким образом мстящих террористам. До сих пор я не слышал от Джейка ничего, что бы наталкивало на мысль о передаточном звене, но хороший разведчик этого и не скажет.
И это я тоже не пытаюсь выяснить. С ним я держу позицию как в тюремной камере: выпытывать, выяснять, уточнять что-либо – смерти подобно. Я просто слушаю, что он говорит, и расплачиваюсь за инфу. Все, точка.
– Как дела?
Джейк перевернулся на матраце, смотрит в небо, очки в пол-лица – предохраняют глаза от безжалостного, бьющего наотмашь солнца. Я стараюсь держаться в воде – как-то раз плечи, на которые то и дело попадала сначала вода, а потом солнце, обгорели до мяса, целую неделю пятый угол искал. Так и до рака кожи недалеко.
– Нормально… – наконец отвечает он.
Он не торопится. И я не тороплюсь. Некуда торопиться…
– Я слыхал, вы кое-что провернули на вокзале несколько дней назад, а? – спрашивает наконец он…
– Провернули, – подтверждаю я. – Но вытянули пустышку. Я сам едва не погиб…
Джейк никак на это не реагирует. Мы все здесь можем в любой момент погибнуть, и каждый это понимает. Ирак – как вулкан после извержения: лава уже почернела, начала каменеть, но никто не знает, сколь толста каменная корка и выдержит ли она тебя, если ты ступишь на нее.
– Знаешь что-то об этом? Курьер пришел из Басры.
– Нет. Но есть кое-что другое…
– Что именно?
Джейк переворачивается на живот, чтобы солнце прожарило хорошенько его спину.
– Речь не обо мне, – недовольно говорит он. – Нам кое-что нужно от вас. Я подумал, что ты можешь это предоставить.
– Мы – это кто?
Джейк опускает руку в воду, брызгает на спину.
– Мы – это мы, – наконец говорит он, – не надо уточнять. Нам нужны кое-какие данные из архивов сирийской службы безопасности. Они не оцифрованы, и иного способа получить их мы не знаем.
Это верно – сирийские архивы не оцифрованы большей частью. И мы – практически единственные, кто может из них получить информацию. Даже особо не объясняя зачем – друзьям не объясняют. Того, что они нужны, – достаточно, борьба с терроризмом, и всё.
– Какого рода информация?
– По Джабат аль-Нусра [10] . И вашей агентуре.
Джейк подробнее объясняет, я внимательно слушаю, ничем не выдавая своего удивления. Не ожидал такого, честно говоря, не ожидал…
– А что взамен?
Джейк улыбается. Снова растягивается на матрасе лицом вверх, оборачиваясь к солнцу. Говорит как будто не мне, а в небо. Я оборачиваюсь – никого нет, на водной глади мы одни и почти не видны. Только если с беспилотника, но это вряд ли.
– Ты мне нравишься, друг мой… – вдруг говорит он.
– Это чем? И в каком смысле?!
– В том самом. Знаешь, вы не такие, как мы. Совсем не такие. У нас говорят – это можно. Или это невозможно. От тебя я никогда такого не слышал. Ты всегда говоришь: а что взамен?
Комплимент, однако. Я как-то даже теряюсь…
– Работа…
– Да, и ты ее отлично выполняешь, друг мой. И вы все тоже отлично ее выполняете. Но мне все же нужны запрошенные данные. Поверь, это очень важно для нас.
Я фыркаю в воду. Вода здесь чистая…
– Я так и не услышал – что взамен?
– Взамен…
Под водой Джейк передает мне небольшой пакетик. Я знаю, что там – карта памяти на девяносто шесть гигабайт размером с ноготь. Запаяна в пластик. Я прячу ее в кармашек трусов.
– Кое-какая информация. Небезынтересная для вас.
– Эшелон?
– Он самый. И кое-что россыпью с наших сайтов. Извини, данных первичной обработки я не приложил, но вы и сами все сделаете, голова у вас варит. Инфы много. Против вас готовится что-то серьезное, друг мой.
– Свадьба [11] ?
– Она самая.
– Где? Здесь?
– Мы думаем, что да. Здесь.
Я подплываю ближе:
– Дай мне что-то еще.
Джейк молчит.
– Ну же, друг. Мы на одной стороне, ты это знаешь. Мы пропадем, если будем действовать поодиночке.
Джейк думает. Потом начинает говорить:
– В начале этого года в Дохе произошла встреча. Нам не удалось получить достаточно информации о ней, не удалось не только записать ее, но даже получить точный состав участников. Есть только подозрения. Главный вопрос на ней – ваше проникновение в Ирак и сотрудничество с Ираном. Ваша шиитская ориентация. Они понимают, что ваша совокупная программа модернизации Ирака и Ирана для них – это смерть. На то, чтобы это прекратить, ассигнованы огромные средства.
– Конкретнее. Миллионы? Десятки миллионов?
Джейк качает головой:
– Сотни, друг. Сотни миллионов долларов выделены для того, чтобы заставить вас уйти отсюда. Конечно, часть этих денег уйдет на обеспечивающие мероприятия. Египет, Ливия, Алжир. Но значительная их часть пойдет непосредственно против вас. И здесь и в России.
Интересно, почему я не удивлен, а?
– Скажи, друг… – спрашиваю я. – Та информация, которую ты запрашиваешь, она нужна, потому что на той встрече были сотрудники ЦРУ?
Джейк снова молчит. Потом раздраженно бьет по воде кулаком, вода летит во все стороны, в том числе и на меня.