– Там, где я учился, – сказал Подольски, – мне говорили, что никакой риск не может быть оправданным, если его можно избежать. Только плохой офицер рискует своими солдатами, хороший просто делает работу. Как вас называть?
– Допустим, Джон. Или Иван. Как вам больше нравится.
– Меня больше устроит Искандер.
Русский никак не отреагировал.
– Искандер так Искандер. А вас как называть?
– По документам меня зовут Алекс. Так и называйте. Во избежание…
Русский кивнул:
– Устраивает. Итак?
– Вы просили встречи.
– Разве?
Русский начал придуриваться – Подольски тоже знал эти игры. Но это раздражало…
Чтобы погасить раздражение, он тоже подошел к самому краю. Багдад был перед ним как на ладони, оставшийся прежним, несмотря на все краны и небоскребы. Вечный и чужой город, рассеченный рекой, как кровавой раной…
– Знакомое зрелище? – спросил русский.
– Да. Наслаждался этим больше года. Век бы не видеть…
Да уж. Только когда он этим наслаждался, город представлял собой каменную шахматную доску с квадратиками нищих домов и прорезами улиц. И больше приходилось опасаться ракеты «РПГ», чем влететь в какой-нибудь кран.
Он посмотрел туда, откуда доносился шум вертолетных двигателей, – вертолет, похожий на «Ястреб», парил над Багдадом. Воздушный патруль…
– Если вас это не оскорбит, могу сказать, что вы воевали с честью и ушли непобежденными. Мы это признаем…
Подольски обернулся спиной к пропасти, посмотрел в упор на русского. Тот был невозмутим и уверен в себе… Да, они не просто так стали теми, кто они есть. Коммунизм… Это все ерунда, это не более чем метод. Суть в том, что они строители империи, жители империи, воины империи. Им тесно в своем государстве, каким бы оно ни было.
Интересно… Тридцать лет прошло с тех пор, как русские убрались из Афганистана. Кто-то из американцев сказал им такое же? Наверное, сказал. Как же быстро жизнь передергивает карты…
– …воспринимайте это как помощь. Мы просто помогаем вам доделать работу. В конце концов, какая разница, кто именно остановит беспредел – мы, вы. Нам все равно жить рядом…
Подольски подавил раздражение.
– Вернемся к нашему разговору. Вы оставили условную метку. Нарисовали линию на столбе.
– Правда? Вообще-то я больше люблю писать нецензурные слова на стенах…
…
– Но если вы здесь, то, наверное, так оно и есть. Итак – мы можем дружить?
– Возможно. Но дружба предполагает совместный интерес, – уклончиво ответил Подольски.
– В таком случае – обозначьте ваш.
Русский умело уклонялся, как фехтовальщик в долгом поединке. Экономил информацию.
– Прежде всего нам надо знать, дошло ли наше последнее сообщение. Случилась трагедия, оборвав цепочку.
Русский кивнул:
– Дошло. Мы успели встретиться.
Имен никто не называл. Но сказать, что американец получил информацию, пока нельзя, пока что было поровну.
– В таком случае вам известно…
– Ничего мне не известно! – перебил русский. – Что вообще происходит? Меня тоже пытались убить, вы это знаете?
Подольски об этом не предупредили.
– Нет. Как?
– Дважды. Оба раза подложили бомбу в мою машину. Первый раз еще тогда – у меня есть хорошая привычка осматривать машину, перед тем как ехать, иначе бы я уже разговаривал с ангелами на небесах, а не с вами. Второй раз – совсем недавно, взорвали мою машину, но меня в ней не было. Ваша работа, а?
– Нет.
– Вы уверены? Мой друг говорил мне, что у вас не все ладно. Что есть люди, которые решили встать на темную сторону Силы. Вы уверены в том, что говорите?
– Убирать своих… Бред, никто на такое не пойдет. Если вы тот, за кого себя выдаете, то вы должны знать нашу специфику. Гуантанамо существует, потому что ни у кого на последнем этаже не хватает яиц отдать приказ и покончить со всем с этим. Многие из тех, которых мы оттуда выпустили, занимаются тем же самым. Только сильно поумнели с тех пор. О чем вы говорите?
Я киваю. Это может быть правдой, а может и не быть. Действительно, на последнем этаже здания в Лэнгли ни у кого не хватает смелости отдать приказ просто убрать всех этих пойманных джихадистов и закопать в безымянной могиле. Америка может запросто наносить удары предаторами, убивая случайно подвернувшихся детей и восстанавливая против себя целые страны. Но ни у кого не хватит смелости отдать приказ просто хладнокровно расстрелять схваченного человека, что бы он ни сделал. С другой стороны, Джейк предупреждал, что те, кто играет на другой стороне поля, имеют в игре немалый денежный интерес. А за деньги запросто сделаешь то, что не сделаешь по приказу.
– Правды мы все равно не узнаем, – заявляет русский, – по крайней мере, сейчас. Прошлый раз вы меня попросили собрать информацию. Вот она.
Информацию, которую просил Джейк, я насобирал наскоро, за пару дней. Американцам потребуется не меньше суток, чтобы понять, как я их провел, и это полный левак. Но к этому времени у них голова будет забита совсем другим…
– Здесь все?
– Не совсем. То, что просил Джейк, наскоро не соберешь. И еще…
– Да?
– У меня есть кое-что, о чем Джейк не просил. Но это его обязательно заинтересовало бы.
Американец подозрительно посмотрел на меня:
– Что именно?
– На меня вышел человек с целью обмена. Обмена информацией. И я так полагаю, что он из МОССАДа.
Неверие в глазах постепенно сменяется заинтересованностью.
– Откуда вы знаете, что он из МОССАДа?
– Знаю, потому что это мой старый друг. Он бывший русский, эмигрировал в Израиль. Фактически, он мне сам признался. Суть сделки в чем: доступ к нашей агентуре здесь в обмен на списки ваших доверенных лиц. Ваших – то есть ЦРУ. В Москве.
Заинтересованность сменяется настороженностью и недоверием.
– Это несерьезно. Скорее всего, это провокация в вашу сторону. Вы записали разговор?
– Возможности не было. Я был… Скажем так, не совсем свободен. Но есть кое-что другое. Первое – я знаю, что ваше посольство, точнее служба безопасности вашего посольства, постоянно отслеживает ситуацию вокруг, используя скрытые камеры наблюдения – это делается на случай оставления заминированной машины или возможной концентрации боевиков для нападения. Так вот, меня похитил МОССАД прямо от американского посольства, совсем рядом от входа, – я называю дату и приметы машины. – У вас в компьютере должен быть включен первичный автоматический анализ изображения. Если то, что произошло, не модель подозрительного поведения – то я не знаю, что это. И тем не менее ничего предпринято не было. Я вам советую поискать в компьютерах за этот день и посмотреть запись. А если ее нет – выявить, кто и когда ее удалил. Похитить человека прямо от американского посольства – это уже слишком.