– Мадам Пэдлок, покорнейше прошу вас больше не удостаивать меня своими визитами! – зарычал Бискорне. – Мне до смерти надоело быть вашим мальчиком для битья! Я всего лишь коммерсант средней руки, и ни я, ни мои рабочие, не заключали с дьяволом пакта творить чудеса милосердия и изысканности, пользуясь оперением самых заурядных птиц!
Мадам Пэдлок, будто пастырь Библию, выставила вперед свой блокнот.
– Не забывайте, я принадлежу к Королевскому обществу защиты птиц1! [115] Мы прекрасно информированы! Ваша коммерция приводит к вымиранию целых видов! Мы уже с прискорбием констатируем исчезновение большого пингвина, очкового баклана, лабрадорской утки и странствующего голубя!
– Клянусь вам, я ни разу в жизни даже на пушечный выстрел не подходил к странствующему голубю! – возмущенно вскричал Бискорне, в знак раскаяния сцепив руки и поднеся их ко лбу.
– Серьезная угроза нависла над цаплями, в том числе белыми и малыми белыми, трагопанами-сатирами, фазанами, в том числе золотыми, никобарскими голубями, исландскими куропатками, а также райскими птицами, в том числе новогвинейскими, – невозмутимо продолжала мадам Пэдлок.
– Если даже предположить, что у меня есть перья всех этих пернатых, хотя это не так, должен вам напомнить, что в результате дорогостоящих научных экспедиций, снаряженных учеными, было установлено следующее: если подходить к поимке тех или иных птиц рационально, никакой угрозы их вымирания не будет. Мои собратья, как и я, торгующие перьями, отнюдь не заинтересованы уничтожать источник своих доходов. К тому же, вы забываете, что так называемым истреблением птиц наперегонки занимаются туземные жители.
– Знаю я ваши аргументы. Вы даже называете себя защитниками природы.
– Разве мы виноваты, что дамы, уступая требованиям моды, меняющейся год от года, выходят на улицу исключительно в шляпках, украшенных султанами или плюмажами? Если бы они предпочитали скорпионов и гремучих змей, нас бы оставили в покое! Разве они зимой не готовы с восторгом закутываться в меха невинных зверей? Мне не в чем себя упрекнуть, я пользуюсь лишь перьями самых заурядных птиц!
– Неужели вы осмелитесь отрицать, что с цапель живьем сдирают кожу? И что именно в Париже в 1884 родилась мода на шубы из страусиных перьев, этих бедных животных, которых выращивают на кейптаунских фермах, напрочь забывая, что они акридофаги!
– Акридо… как вы сказали? – переспросил Жозеф.
– Акридофаги. Это, молодой человек, означает, что страусы поедают саранчу, принося тем самым неоценимую пользу. Подобной похвалы не каждый удостоится.
Жозеф торопливо записал это слово, живо напомнившее ему о нашествии на столицу одной из десяти казней египетских. Его мысли переключились на бездну прибыльных катастроф, способных сдобрить собой следующий роман с продолжением, действие которого будет развиваться в Париже.
«Сена превратилась в сплошной кровавый поток. Нашествие комаров, слепней, лягушек, кузнечиков. Управляя летающей машиной, человек со способностями летучей мыши в компании со своей неразлучной страусихой восстановил порядок и помог вновь обрести счастье на Выставке, когда туристы, объевшиеся тухлой рыбы, стали сходить с ума… Да, но каким будет название? “Перья Вельзевула”? “Стрела Пантеона”? “Акридофаги саркофагов”?»
– Ну все, хватит! – воскликнул Бискорне. – Уж кто-кто, а отряд старых дев, которые разбрелись по нашим городам, не изменит порядок вещей в мире.
– Мир меняется, мой дорогой месье, и сегодня протестуют не только старые девы, на которых вы изволите намекать и к которым я, помимо прочего, не имею никакого отношения, потому как состою в браке и имею четверых детей. Два года назад в Америке вступил в силу закон, запрещающий ввозить, транспортировать и продавать на ее территории шкурки и перья определенных видов певчих птиц. А ведь еще десять лет назад в Соединенных Штатах, чтобы удовлетворить дамское кокетство и набить деньгами мошну, ежегодно убивали пять миллионов птиц.
– А как быть с краснокожими, а? Вы о них подумали?
– Несчастные жертвы колонизации! Они довольствуются малым и берут у природы лишь самое необходимое. Да, я о них подумала. Для человечества природа перестала быть неисчерпаемым источником богатств, это предвидели многие ваши писатели: Проспер Мериме, Виктор Гюго, Сюлли-Прюдом [116] . На тот случай, если это прошло мимо вас, сообщаю, что 19 мая сего года в Лондоне представители шести стран подписали конвенцию по защите животных, птиц и рыб Африки. И это только первое из целого ряда международных соглашений, направленное на сохранение планеты, которую краснокожие справедливо называют «Нашей матерью».
Мадам Пэдлок одарила троих мужчин извлеченными из блокнота проспектами, с достоинством убрала лорнет и вышла на улицу.
Багровый Бискорне, сжав челюсти, скомкал бумажку и бросил ее в мусорную корзину. Виктор и Жозеф под шумок удалились.
– Знаете, Виктор, эта дама навела меня на мысль. Американские индейцы не только украшают себя перьями. Они еще пользуются стрелами.
– Вы намекаете, что один из них пересек Атлантику, чтобы отправить на тот свет горстку незнакомцев в самый разгар Всемирной выставки? Вы занимаетесь плагиатом, примерно то же самое Кэндзи сказал об Ихиро, когда тот рассказал нам о смерти Исаму.
– Смейтесь, смейтесь, мне не привыкать. Но я настаиваю – копать нужно в этом направлении.
– Давайте не будем ничего копать, колдобин на этой улице и так хватает. Вы правы, мы должны разузнать об орудии преступлений, а также установить личность художника, захаживающего к Бискорне: как знать, может, им окажется Туретт, Даглан или Янг!
– Что касается Янга и Туретта, то вы прекрасно знаете, насколько каждый из них «тощий как жердь». В самом крайнем случае им может оказаться Даглан, хотя… я даже представить себе не могу, чтобы он пачкал натюрмортами холсты!
– Что бы вы ни говорили, а совпадение странное. Если верить аптекарю, то пыль на известной вам фуражке представляет собой опилки плит для деревянной мостовой, которую сейчас перестилают в одном-единственном месте – на той самой улице, где живет торговец перьями! Я хочу прояснить ситуацию до конца – вполне возможно, что тип, которого Курсон видел в двадцать шестом номере, где жил Форестер, обитает где-то поблизости.
– Вы предполагаете пройтись по всем домам? Блажен, кто верует.
– Когда я расспрашивал Курсона, он сказал, что человек в вельветовых рабочих шароварах может быть художником… Художником, Жозеф! Это Туретт!
– Вы описали его Бискорне, но тот его и в глаза не видел… Вы же не хотите сказать, что сей бравый коммерсант причастен к этому запутанному делу!
– На данном этапе расследования…