– Ну как? – нетерпеливо спросил Питт.
Он и сам не знал, что ему хотелось услышать. В случае если Роза опознает Финли Фитцджеймса, это станет началом весьма неприятного процесса собирания улик для обоснования ареста и судебного разбирательства. Семейство Фитцджеймсов мобилизует все свои силы и возможности, чтобы опровергнуть подозрения. Вне всякого сомнения, на полицию посыплются обвинения в некомпетентности. Начнутся нападки и на Берк. Будет сделано все, чтобы подорвать доверие к ней как к свидетелю. Ее постараются опорочить, что совсем не трудно, и взять под сомнение ее показания.
Но с другой стороны, если Роза не сможет опознать его (или, что еще хуже, твердо заявит, что это не он), придется все начинать сначала – с золотой запонки и клубного значка – и искать объяснение, как и почему они там оказались. Но это уже будет без Финли как главного подозреваемого.
Молодая женщина повернулась и посмотрела на полицейского. Она, должно быть, наслаждалась этим моментом важности своей собственной персоны. Питт не сомневался, что увидит это в ее глазах. Но вместо торжества в них были гнев и ненависть.
– Да, это он, – сказала Роза хриплым голосом. – Его-то я и видела у Ады до того, как ее убили. Арестуйте его! Судите его, и пусть его повесят!
Томас почувствовал, как у него перехватило дыхание и учащенно забилось сердце:
– Вы уверены?
Берк снова резко повернулась и разгневанно уставилась на него:
– Да, уверена. А вы, надеюсь, не собираетесь оспаривать это, потому что он живет в таком доме, на богатой улице и в карманах у него полно денег? – Губы свидетельницы скривились в гримасе презрения.
– Нет, Роза, я не собираюсь этого делать, – мягким голосом успокоил ее Питт. – Но если я обвиню его, то должен быть уверен, что поступаю правильно. Я не хочу, чтобы какой-нибудь умник-адвокат нашел у меня ошибки и на этом основании оправдал его.
– Да… – неохотно согласилась Берк, погрустнев. – Да… это верно. Но на сей раз вы поймали его!
– На сей раз? – переспросил Томас, хотя с горечью догадался, что она имела в виду.
– Да. Ведь полиции тогда так и не удалось поймать Джека Потрошителя, не так ли? – Его собеседница враждебно насторожилась, и ее плечи застыли под черной шалью. – Он все еще на свободе и ждет в темной подворотне случая, чтобы кого-нибудь зарезать. Поймайте, наконец, хотя бы этого кровавого убийцу, пока он не убил еще какую-нибудь дуру.
Томасу хотелось объяснить ей, что в данном случае это не маньяк и опасаться серии убийств не следует. Это преступник-одиночка, случай временного помрачения рассудка. Однако сам он не был в этом уверен. В данном убийстве было явное насилие, какая-то непреодолимая внутренняя злоба, противостоять которой было нелегко. И случившись однажды, оно может повториться.
– Вам же не хочется, Роза, чтобы мы поймали не того, кого нужно? – сказал Питт, следя за лицом свидетельницы.
Его огрубевшие черты когда-то, должно быть, были красивыми. Но теперь лицо Берк застыло, и кожа на ее скулах натянулась то ли от гнева, то ли от страха. Если бы не развязность ее манер, нахальный с вызовом взгляд и бедная безвкусная одежда, Роза могла бы посоперничать с леди, живущими на Девоншир-стрит или поближе к Мейфэр.
– Не бойтесь, я не ошиблась, это он, – снова повторила она. – И я не собираюсь сидеть здесь с вами весь день. Мне платят за мое время.
– Вы берете деньги за определенные услуги, Роза, – поправил ее суперинтендант. – А я в ваших услугах не нуждаюсь. Что же касается времени, то вы уделите мне его столько, сколько мне понадобится. Я возвращаюсь на Боу-стрит. Там мы с вами и рассчитаемся, если хотите.
– А кто будет платить? – быстро спросила женщина.
– Я заплачу, – с улыбкой предложил Питт. – На этот раз. А потом вы поможете мне в кредит, когда мне понадобится поговорить с вами.
Роза промолчала. Она ничего не хотела обещать, но на ее губах появилось подобие улыбки.
Томас велел кебмену отвезти их на Боу-стрит. Здесь, расплачиваясь с ним, он оплатил и обратный путь свидетельницы в Уайтчепел.
Во время этой поездки он узнал от нее немного нового. Берк была напугана. В ее памяти были еще свежи убийства 1888 года и ужас, охвативший город, когда даже в злободневных куплетах в мюзик-холлах Лондона никто не осмеливался упомянуть о злодействах маньяка в Уайтчепеле. Розе нужно было ладить с полицией, а ей это чертовски не нравилось. Для нее полиция была частью государственной системы, которая, пользуясь ее услугами, в то же время презирала ее.
Четыре года назад были приняты новые законы по защите прав женщин и суровые меры против порнографии и проституции. Но по сути это вылилось в еще более серьезные преследования со стороны полиции и неоправданные аресты женщин на улицах. Закрывались одни публичные дома и тут же открывались другие. Среди мужского населения сложилось убеждение, будто любая женщина, оказавшись одна на улице в неблагополучном районе города или даже в фешенебельном Вест-Энде, должна внушать подозрение. Порнография, несмотря на запреты, по-прежнему процветала. Это было явным лицемерием, а Роза видела и понимала это и люто ненавидела всех, кто поддерживал эти меры или использовал их в своих целях.
В участке на Боу-стрит суперинтендант, поздоровавшись с дежурным сержантом, быстро поднялся к себе в кабинет. Там его уже ждал Телман. На широком лице помощника Томаса была сардоническая усмешка, а в глазах застыла настороженность.
– Доброе утро, сэр, – поздоровался он. – Рапорт доктора Леннокса у вас на столе. Поступил пятнадцать минут назад. Я не мог ему сказать, когда вы приедете, поэтому он не стал вас ждать. Вид у него был такой, будто его пригласили на собственные похороны. Это убийство в Уайтчепеле доконало его. Надеюсь, ваш щеголь виноват?
– Похоже, что да, – согласился суперинтендант и, протянув руку к шикарному письменному столу с обивкой из зеленой кожи, взял листок бумаги, исписанный размашистым почерком.
Телман пожал плечами.
– Черт знает, какое зверство! – сказал он, но в его голосе звучало удовлетворение. Возможно, причина была в том, что Питта теперь неизбежно ждали трудности с расследованием, а может, его помощник злорадствовал, думая о позоре, который падет на семейство Фитцджеймсов. Телман прошел весь путь от постового констебля до своего нынешнего чина, знал голод и унижения, знал, что такое несбывшиеся надежды. Понимал он и то, что будущее не сулит ему особого успеха.
Томас, сев в кресло, принялся читать рапорт Леннокса. Ада Маккинли умерла от удушения. Смерть наступила между десятью часами вечера и полуночью. Отсутствие ссадин и синяков говорило о том, что она не сопротивлялась насильнику. На левой руке были вывихнуты три пальца, на правой – два. Повреждены три ногтя на левой ступне. На правой руке на одном пальце сорван ноготь – возможно, когда она пыталась развязать чулок, затянутый у нее на горле. Следы крови под ногтями – это тоже, скорее всего, кровь из царапин на ее шее.