Из уст Розы вырвался долгий вздох, и глаза ее заблестели интересом:
– Черт побери, я с радостью засажу этого сукина сына. Может, это и взаправду был он? Вот когда мы достанем этого негодяя!
– А как же ваши показания полиции? – поспешила спросить Эмили.
Подруга Ады пожала плечами:
– О, это ничего не значит! Ведь я сказала это не в суде. Полиция ничего со мной не сделает. Я не присягала. Это был разговор с одним полицейским в кебе. Тогда я думала, что это был один джентльмен, но теперь я уже не уверена. И Нэн тоже не уверена, а я ее поддержу.
Мисс Фитцджеймс бесшумно вздохнула от облегчения. Во всяком случае, плечи ее свободно опустились, хотя она по-прежнему держалась прямо и не сдвинулась с места.
– Благодарю вас, – горячо произнесла она. – Я так вам благодарна!
Покинув дом, Таллула и Эмили быстро прошли по Олд-Монтегю-стрит, не промолвив ни слова и даже ни разу не взглянув друг на друга, пока не достигли Осборн-стрит и поворота на Уайтчепел-роуд. Тут мисс Фитцджеймс остановилась.
– Мы сделали это! – почти выкрикнула она. – Мы сделали! – Она сжала свою спутницу в объятиях так сильно, что та чуть не задохнулась. – Спасибо вам! О, как я вам благодарна! Не только за то, что вы помогли защитить Финли, но и за то, что доказали мне, что против него нет достаточных улик. – Отпустив Эмили, девушка отступила назад, и глаза ее наполнились слезами. Она даже всхлипнула. – Если бы не ваша храбрость, я бы или торчала дома, думая только об этом, или же ходила бы по разным дурацким вечеринкам, делая вид, будто мне весело и я беспечна, а на самом деле мучилась бы страхами, что брату так никогда и не удастся доказать свою невиновность.
– Давайте теперь перейдем к решению второй проблемы, – твердо заявила Эмили. – Если Финли ни при чем и ему не будет предъявлено обвинение, вас выдадут замуж за богатого аристократа, которому вы приглянетесь. Вы готовы к тому, что такое может случиться?
– Придется, – ответила Таллула, и радость исчезла с ее лица. – Яго же презирает меня… Я не страдаю от ложной скромности, вы это знаете.
– Тогда мы попробуем все изменить, – сказала ее собеседница, слишком окрыленная первой победой, чтобы думать о возможности поражения. – Хотя бы попытаемся это сделать. – С этими словами она решительно направила свои шаги к церкви Святой Марии, и мисс Фитцджеймс растерянно последовала за ней.
Они приблизились к церкви в тот момент, когда преподобный Яго Джонс покидал ее. Он был настолько поглощен своими делами и думами, что не заметил бы двух женщин и прошел бы мимо, если бы Эмили не вскрикнула и не остановилась. Яго быстро обернулся и уставился на нее.
– Что-то случилось, мэм? – спросил он, нахмурившись.
Посмотрев ему в лицо, миссис Рэдли сначала испугалась, но в следующую же минуту поняла, что бояться нечего. Она ожидала увидеть человека более светского, красивого и не столь импульсивного, которого ей удалось бы тут же покорить своим умом и остроумием. Но в этом незнакомце молодая дама безошибочно почувствовала ум и волю. Таких не удается обмануть лестью или сбить с толку неожиданными вопросами в лоб. Однако теперь, когда она привлекла его внимание, надо что-то сказать. Но что?
– Да… спасибо, – ответила она, словно извиняясь. – Мы были недалеко… в этом квартале из-за…
Джонс бросил взгляд на Таллулу и, казалось, не узнал ее. Снова повернувшись к Эмили, он словно бы дал ей понять, что ждет объяснений.
– …из-за смерти Ады Маккинли… – выпалила миссис Рэдли, почти с отчаянием. – Это близко касается нас… потому что…
– Потому что подозрение пало на моего брата, – пришла ей на помощь мисс Фитцджеймс.
– Не думаю, что… – начал было Яго, но, приглядевшись, вдруг воскликнул: – Таллула, это ты? – Его чуть резковатый голос выражал безмерное удивление. Даже назвав ее имя, священник, казалось, не верил в такую возможность.
– Здравствуй, Яго, – поздоровалась девушка хрипловатым от волнения голосом. – Тебе известно, что полиция подозревает Финли?
– Да, известно, но я не верю в то, что он виновен. Это… – Джонс так и не закончил фразу, словно передумал. Лицо его стало суровым, и написанные на нем сострадание и доброта исчезли. – Здесь вам нечего делать. Вам лучше вернуться домой, пока не стемнело. Я должен быть на Кок-стрит, где буду раздавать суп бедным, но готов проводить вас до того места, где всегда можно достать кеб. Пойдемте.
– Мы поможем тебе разливать суп, – неожиданно предложила мисс Фитцджеймс.
Но Яго нахмурился и решительно отказался:
– Не говори глупостей, Таллула. Здесь вы чужие. Испачкаете одежду, разболятся ноги от долгого стояния, вам будет неприятен запах этих людей, станет скучно, да и устанете с непривычки. – В его глазах и в линиях рта было заметно нарастающее раздражение. – Голод – не очень приятное зрелище. Но у этих людей есть своя гордость и достоинство, они живые люди, а не нечто любопытное, на что можно поглазеть, чтобы потом рассказывать об этом друзьям.
Эмили почувствовала себя так, словно ей дали пощечину. Нет, Таллула не преувеличивала, когда говорила о презрении этого человека к ней!
– Почему вы думаете, что вы единственный, кто искренне хочет помочь бедным, мистер Джонс? – язвительно и резко спросила миссис Рэдли. – Считаете, что чувство сострадания присуще только вам?
Таллула испуганно смотрела на нее.
Яго шумно втянул в себя воздух, и лицо его стало напряженным. В сумерках Эмили не удалось заметить, покраснел он или нет.
– Нет, мисс… – начал было священник и осекся.
– Рэдли, – подсказала ему молодая женщина. – Миссис Рэдли.
– Так вот, миссис Рэдли, разумеется, я так не считаю. Но хорошо и давно знаю мисс Фитцджеймс. Возможно, я не имел права судить о вас на основании своего прошлого знакомства с Таллулой. В таком случае прошу извинить меня.
– Принимаю ваши извинения, – быстро ответила Эмили примирительным тоном. – Но на вашем месте я бы также извинилась перед Таллулой, ибо это она предложила вам свою помощь. А теперь, если вы укажете нам дорогу, мы последуем за вами. Чем больше рук, тем скорее пойдет дело.
Джонс не удержался от улыбки, однако подчинился и, сойдя с узкой полосы тротуара, зашагал рядом с дамами.
Он был прав. Работа оказалась нелегкой. У Эмили ныли ноги, плечи и руки, а спина, казалось, никогда уже не разогнется. Кругом стоял шум, воздух до тошноты был пропитан по́том, запахами немытых тел и грязной одежды. Но больше всего угнетали ее печать голода во взгляде людей, которых они кормили, их ввалившиеся глаза, исхудавшие тела и лица, темные от въевшейся в кожу грязи. Тусклый свет лампы только усугублял это ужасное зрелище. Перед миссис Рэдли были усталые женщины и больные дети, на лицах которых не было надежды. Эмили взглянула на Таллулу и поняла, как та потрясена. За какие-то пару часов голод и нужда воочию предстали перед ними в своей зловещей реальности. Это была сама жизнь, ее страдания. Человек из плоти и крови, который должен любить и мечтать, несправедливо обречен на постоянный страх и усталость, какую испытывала сейчас Эмили, но не эпизодически, как она, а постоянно, из года в год…