Смех и смертный грех | Страница: 44

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

На этот раз предстояло идти пешком.

— Путь предстоит неблизкий, экскурсия длится почти три часа. За это время мы с вами обойдем скиты острова и начнем с Воскресенского.

Толпа с воодушевлением принялась карабкаться следом за гидом по крутым ступеням, идущим вверх. Вообще, местность острова была очень каменистой. Выходы породы тут встречались на каждом шагу. Жителям монастыря стоило немалых усилий проложить среди этой дикой природы сначала тропинки, потом дорожки, а теперь в некоторых местах и основательные, засыпанные щебнем, битым камнем и крупным песком дороги.

Но таких было все же немного. В подавляющем большинстве случаев приходилось пробираться через лес, подниматься на кручи, а потом снова спускаться вниз. Так что прогулку легкой нельзя было назвать. К тому же экскурсовод поминутно предостерегала желающих свернуть с тропы.

— Собирать в лесу что-либо без благословения настоятеля — нельзя! — твердо сообщила им Таня. — Все лесные богатства острова считаются собственностью монастыря. Грибы, ягоды и прочие дары леса можно собирать лишь для нужд монастыря.

Запрет более чем разумный, учитывая то количество туристов, которые посещали Валаам в теплое, да и не только теплое время года. Если каждый вздумает топтаться и бродить всюду, где ему вздумается, то очень скоро многотысячные толпы изуродуют самобытную красоту острова.

Так что все быстро смирились с этим запретом, тем более что отставать ни у кого особого желания и не возникало. Таня двигалась быстро и проворно. Ей были явно хорошо знакомы все эти тропинки, она неслась вперед легко, не оглядываясь. И многим, особенно тучным пожилым дамам, было трудно успевать за этой шустрой девочкой.

— Уф! — пыхтел, обливаясь потом, папа Эдика. — Ну и егоза! Куда она так мчится? Ведь не пожар!

— У нее большая программа, — заступилась Екатерина Леопольдовна, которая, надо сказать, и сама дышала несколько чаще, чем обычно. — Девочка хочет показать нам как можно больше.

— Вечно ты за всех заступаешься!

Четверо молодых друзей относительно легко поспевали за экскурсоводом. К тому же на всем протяжении пути случались остановки, то на горной круче, откуда открывался поистине замечательный вид на бухту, то у отвесной каменной гряды, то у молочной фермы. И конечно, возле скитов, всего их Леся насчитала пять штук. Некоторые были обжиты и внутрь пускали туристов. Иные были закрыты для посторонних, на них можно было смотреть лишь снаружи.

Леся обнаружила в толпе экскурсантов того самого пузытого дядьку, который сегодня утром с таким недовольным видом рассматривал яблони в монастырском саду. Он и сейчас был недоволен. Хотя они стояли в красивейшем месте возле Гефсиманского скита, где был разбит одноименный сад.

— Именно в Гефсиманском саду Спасителя задержала римская стража и иудейские священники, которых привел туда Иуда. В память об этом событии монахи острова разбили здесь сад.

Сад был замечательный, хотя находился он за оградой, и полностью осмотреть его было нельзя.

— Опять яблони! — услышала Леся недовольное бормотание за своей спиной. — И чего они всюду эти яблоки пихают?

Она оглянулась и увидела своего знакомого ворчуна. Он на Лесю не смотрел, был занят своими мыслями, и настроение у него было явно препаршивое. Бывают же такие люди, все им не по вкусу!

Впрочем, Леся отметила, что теперь этот товарищ двигался рядом с экскурсоводом, стараясь не отставать от нее ни на шаг. И поминутно о чем-то осведомлялся у нее. Таня отвечала ему сначала с улыбкой, потом просто миролюбиво и наконец начала потихоньку ускорять шаг, чтобы отделаться от докучливого собеседника.

Лесе стало любопытно, о чем этот тип допытывается у их экскурсовода. Она тоже прибавила шагу. Вскоре ей удалось догнать эту парочку, и она услышала:

— Когда же будут ели? — спрашивал недовольный у Тани.

— Они тут повсюду.

— Нет, я имею в виду, когда же возле скитов мы увидим ели?

— Чуть дальше будет аллея из вековых дубов.

— Нет, дубы меня не интересуют. Скажите, а ели там будут? — упрямо интересовался этот товарищ.

Видимо, такой интерес к елям был для экскурсовода в новинку, так что она лишь недоуменно косилась на странного гостя и все ускоряла и ускоряла шаг, стараясь отделаться от его общества. Благодаря этому их группа неслась с такой скоростью, что скоро стало ясно — добром это не кончится.

— Стойте! — внезапно раздался сзади громкий голос. — Человеку плохо!

Все резко затормозили, причем многие, как заметила Леся, тут же попадали на обочину. Кто-то устроился прямо на травке, единственное лежащее вдоль дороги бревно оказалось густо облепленным усталыми путниками. Другие сидели на корточках, так что на призыв о помощи бросились лишь сама экскурсовод и наши друзья. Первую призывал долг, а друзьям показался знакомым голос зовущего.

— Это не Игорь кричал?

— То-то и оно, что мне тоже так показалось.

На помощь звал и впрямь Игорь. Он стоял посредине дороги, беспомощно глядя на упавшую в пыль мать.

— Лариса! — подбежали к ней друзья. — Что с тобой?

Но женщина не отвечала. Лицо у нее было бледное до синевы, а губы мелко дрожали.

— Мне кажется, она без сознания.

— Что же делать?

— Надо возвращаться назад.

— Мы прошли уже больше половины пути, — возразила экскурсовод. — Назад возвращаться дольше. Надо продолжать двигаться вперед.

— А как же мама?

— Соорудим носилки и понесем ее на руках. Пойдем коротким путем и через полчаса будем в Никольской бухте, где стоит ваш теплоход.

С помощью курток и другой одежды, которую пожертвовали родственники пострадавшей, Ларису удалось уложить на импровизированные носилки, и четверо наиболее крепких мужчин понесли ее вперед. Леся поискала глазами в толпе толстячка — приятеля Ларисы. Но он держался поодаль и попытки приблизиться к Ларисе не делал. А когда Леся предложила ему понести носилки, он странно замялся и отошел в сторону, не сказав ни слова.

— Что ты к человеку пристала? — шепотом попенял ей Эдик. — Не видишь, неохота ему тяжесть тащить.

— Но это не просто человек! — возразила Леся. — Это…

Она хотела сказать, что это отец Игоря, но вспомнила, что у нее нет никаких оснований говорить это, кроме своих личных предположений.

— Что «это»? — допытывался у нее Эдик.

— Это мужчина!

— Тут много мужчин. Ты ко всем приставать станешь? Не хотят люди, и не надо.

— На ферме нам дадут лошадь и повозку, — успокоила всех Таня. — Пройти осталось меньше километра.

Услышав это, все приободрились. Мужчины, сменяя друг друга, дотащили больную до фермы. В последней партии, как не без удивления заметила Леся, был даже вечно недовольный тип. Он уже где-то избавился от своей сумки, которую до того прижимал к боку, словно опасаясь, что в нее может влезть карманник. Лицо его тоже удивительным образом переменилось. Теперь, когда он не просто шагал сам, а еще и тащил тяжесть, и казалось, у него были все основания для недовольства, лицо его светилось радостью и облегчением. Казалось, что он сбросил с себя тяжелый груз, который давил на него всю дорогу, и теперь волен вести себя как ему заблагорассудится.