– И тапки тоже? – уточнила я.
Сергей покосился на хозяина.
– Отвечать немедленно! – заорал тот. – Четко, конкретно.
– Ботинки Эдика, – подтвердил шофер, – но это сменка, по улице мальчик в сапогах на меху ходит. Они темно-коричневые, на молнии сбоку, внутри цигейка, змейка в ней заедает, я ее постоянно свечкой натираю. Сапоги Эдику не нравятся, он хотел зимние кроссовки, но врач запретил, сказал, что от них плоскостопие развивается и…
– Заткнулся! – скомандовал Константин.
Сергей замолчал.
– Ребенок надел уличную обувь, бросил на скамейку рюкзак, убрал верхнюю одежду в шкафчик и убежал? – побледнела Карелия. – Но он не покидал школу собственными ногами! И охрана никогда не выпустит голого ученика зимой на мороз. Наши секьюрити крайне ответственно относятся к учащимся. Старшеклассники иногда во время большой перемены норовят без ничего выскочить, но их всегда остановят, попросят куртку набросить. Если кого с сигаретой заметят, мигом классному руководителю стукнут. Эдик где-то здесь, рядом, хотя, может, и далеко, на третьем этаже.
– А зачем тогда Обозов сапоги на меху надел? – спросила я.
В кабинет заглянула светловолосая девушка.
– Андрей Николаевич, можно вас на секундочку?
– Говори, Лена, – приказал Платонов.
Сотрудница отрапортовала.
– Собака след взяла. Дошла до скамейки около гардероба, сунулась в учительскую, спустилась по ступенькам к центральному входу, сошла вниз, пробежала по двору до калитки, двинулась на улицу и около знака «Осторожно, дети» заскулила.
– Спасибо, Елена, – поблагодарил Платонов, – увозите пса, больше ничего от него не получим.
– Значит, он удрал! – заорал Константин Обозов. – Ваша охрана …! Я их …! Всех …! И вас…
Платонов сдвинул брови.
– Сейчас нужно сохранять хладнокровие. Пока мои сотрудники не перещупали в гимназии каждый гвоздь, выводы делать рано, псина может ошибаться. Давайте попытаемся выяснить, когда Эдик исчез. Карелия Алексеевна, сколько сегодня уроков было у мальчика?
– Шесть, – всхлипнула завуч, – математика, два труда, ОБЖ, история и биология. На труде школу украшали.
– Позовите всех учителей, – потребовал Платонов.
Через полчаса выяснилось, что никто из педагогов ничего особенного не заметил. Но на биологии Эдик отсутствовал.
– Обозов сказал, что ему надо к стоматологу, – пояснила Нина Максимовна, – подошел заранее, еще перед первым уроком. Я ему пожелала безболезненного визита и отпустила.
– Вот так просто? – заревел Константин. – Ах ты …! Мало ли что ребенок придумает!
Федотова втянула голову в плечи.
– Записка была от матери, вот она!
Андрей взял из дрожащей руки учительницы листок и прочитал вслух:
– «Уважаемая Нина Максимовна! Прошу вас отпустить Эдуарда Обозова с вашего урока. Он записан к дантисту. Визит отложить невозможно. С уважением…» Текст набран на компьютере. Дальше закорючка. Константин Эдуардович, это росчерк вашей жены?
Бизнесмен схватил бумажку.
– Хрен знает, как она расписывается!
– Вы никогда не видели подпись супруги? – удивился Платонов.
Обозов насупился, я поняла, что он сейчас опять заорет, но ошиблась. Константин сник и устало пояснил:
– Пару раз она при мне документы заверяла, но не помню подписи, вроде она простая, без завитушек.
– Я ни при чем, – заплакала Федотова, – была записка от матери. Теперь я понимаю, что это странно, но сразу не насторожилась.
– Что необычного в записке? – тут же спросила я.
– Родительница Обозова с учителями никогда на контакт не шла, – всхлипнула Нина Максимовна, – все проблемы Эдика решал Сергей. Вот водителя я хорошо знаю, он, если мальчика ждет и меня во дворе видит, всегда из машины выйдет, спросит: «Как там Эдька? Не балуется? Учителей слушает? Я во дворе нахожусь, вы мне скажите, если парень безобразничать будет, проведу с ним воспитательную работу». Сережа очень хороший, заботливый, ответственный.
– Ступай, Нина, выпей чаю, успокойся, – приказала Карелия.
Я откашлялась.
– Извините, Константин Эдуардович, за мою бестактность, но я должна кое-что рассказать. Я застала мальчика в кабинете директора, Эдик рылся в шкафу с личными делами. Он достал папку, вынул оттуда конверт, вытащил из него бумагу, прочитал, потом засунул ее на место. В момент, когда он ставил скоросшиватель на полку, у меня зазвонил телефон. Паренек испугался, пошатнулся, схватился рукой за полку, вывалил ее содержимое и удрал. Я не знала, что в кабинете директора хозяйничал без спроса Обозов, лица его не видела, хотела понять, кто безобразничал, стала перебирать скоросшиватели. Желтый конверт нашелся лишь в одном, где хранилась информация об Эдике. Ну зачем кому-то изучать чужие бумаги? Скорей всего в кабинет проник Обозов. Я открыла конверт, кстати, он не был запечатан, и нашла справку, извещающую о том, что биологический отец Эдуарда лишен родительских прав в связи с разводом с его матерью, которая тогда не была еще женой Константина Обозова. Второй муж усыновил ее ребенка.
Невидимая сила вытолкнула Константина из кресла, он вскочил и заорал, пытаясь схватить меня за плечи.
– …? Дура!!! …! Эдька моя кровь! Жена его в Америке рожала! Я пуповину лично перерезал. …!
Я ловко увернулась от разъяренного мужика и спряталась за спину Андрея.
– Прекратите, – приказал Платонов бизнесмену, – сядьте!
– Она врет! – не утихал Константин.
– Зачем Виоле лгать? – спросил Андрей. – Вероятно, кто-то сказал ребенку, что он не родной сын. Мальчик решил проверить информацию, полез в личное дело, удостоверился, что его не обманули, испытал сильный стресс и сбежал. Сергей, можете составить список друзей Эдуарда?
– Их нет, – ответил шофер, – пацанчик без меня никуда не ходит, в гости не ездит. Эдик только в школе с детьми общается, но они ему не нравятся, потому что шумные. Он любит тишину.
– Бред! – простонал Константин. – Чистый сюр! Могу дать контакт акушера, который принимал младенца. У гинеколога в Москве хранятся результаты УЗИ, всяких анализов, которые жена сдавала беременной. Сделайте анализ ДНК и убедитесь, что мы кровная родня. Откуда, …, взялась эта бумага? Кто ее в дело положил! Отвечай …!
Обозов указал на Карелию пальцем.
– Ну, давай, объясняй! …!
Завуч заерзала на стуле.
– Виола Леопардовна, при всем уважении к вашей уважаемой личности я не могу поверить в услышанное собственным слухом. Тайна усыновления строго охраняется. Если ребенок был взят на воспитание, в школьных бумагах ничего не отразится. Документа, о котором вы сейчас рассказывали, в деле Обозова нет, и проникнуть туда он не может.