Платонов встал.
– Фиг его знает, что у мужика в мозгах творилось. Надеюсь, мы его поймаем и узнаем ответы на твои вопросы. Шитову привезут не раньше чем через час, пошли пока поедим, потом навряд ли удастся. Беседа с Марией Геннадьевной будет долгой.
Я посмотрела на часы. Андрей прав, перекусить не мешает, и, похоже, поспать мне сегодня не удастся, большую часть ночи я проведу в небольшой комнатке, глядя через стекло на учительницу химии.
Мы на лифте спустились на первый этаж.
– Советую взять бефстроганов, – сказал Андрей, открывая дверь, – здесь его очень вкусно готовят.
– Нет! Хочу креветок! – воскликнула я, выходя на улицу. – Две порции… Боже!
– Что такое? – остановился Платонов.
– Моя машина, – прошептала я, – вернее, малолитражка, на которой я езжу в школу! У нее на крыше лежит кирпич.
– Совсем хулиганье обнаглело, – пришел в негодование Платонов. – Каменюка не могла сверху упасть, неоткуда ей сваливаться, кто-то из прохожих постарался! Поймать бы шутников, да руки оторвать. Не переживай, тачка не твоя, Иван ее починит. Потопали ужинать.
Я молча шла рядом с Андреем. Альтаир, жена писателя Ногова-Архангельского, пообещала, что я стану обжорой, буду поглощать всякую дрянь, к которой ранее даже щипцами не притрагивалась. Пожалуйста, я теперь постоянно лопаю еще несколько дней назад ненавистные креветки. И про кирпич на крыше машины Царица с большой буквы тоже упоминала. Вот только я не верю ни в сглаз, ни в порчу, ни в магию. Ну, Ногова-Архангельская, погоди, тебе придется пожалеть, что бросила кирпич на крышу несчастной малолитражки. Правда, я не знаю, как ей удалось внушить мне страсть к ракообразным, может быть, внезапный всплеск любви к морским гадам случился сам собой, просто моему организму не хватает белка, и мозг решил стимулировать меня на его получение. Но кирпич точно дело рук сумасшедшей дамы. Ну ничего, я с ней разберусь.
Мария Геннадьевна сначала сидела в допросной молча, потом расплакалась и призналась в содеянном. Все оказалось настолько просто, что я не поверила своим ушам.
Степан Рукавишников во время посещения театра познакомился с Шитовой и втайне от Ангелины Максимовны завел с ней роман. Учительница химии, женщина одинокая, не избалованная мужским вниманием, мгновенно влюбилась в симпатичного молодого парня и стала тратить на него полученное наследство. Степан бросил Жорину и переселился к новой любовнице. Вера Борисовна, бесцеремонно сказавшая при всех в учительской, что у Шитовой появился сожитель-альфонс, оказалась права. Рукавишников велел Марии помалкивать об их отношениях, она выполнила приказ. Ангелина Максимовна не знала, что видит каждый день в учительской злую разлучницу. А Шитова испытывала мучительные приливы ревности и закатывала любовнику истерики, спрашивая:
– Почему нам нельзя открыто сказать о своей любви?
– Устраиваюсь на телевидение, на должность генерального продюсера Первого канала, – врал Степан, – кандидатура утверждается президентом. Малейший скандал мне повредит. Подожди, дорогая, вот начну работать и разведусь с Ангелиной.
На самом деле брак между Степаном и Жориной никогда не заключался, Рукавишников самозабвенно лгал Марии. Наследство, полученное учительницей химии, было не очень велико, оно быстро растаяло, Шитова перестала баловать жиголо, и тот удрал от обнищавшей любовницы со скандальным характером, не оставив записки, ничего не объяснив, зато не забыл прихватить все полученные подарки. Новая богатая дама Степану пока не попалась, поэтому он решил вернуться к Ангелине. Мария догадалась, куда переметнулся Степа, подстерегла его у дома Жориной и закатила истерику.
– Почему ты снова с ней? – визжала Шитова. – Почему?
Рукавишников встряхнул тетку.
– Из-за твоего гадкого характера. Каждый день сцены устраиваешь! Ангелина тихая, я от нее ни упрека, ни замечаний не слышу. Она все мои просьбы молча выполняет, а ты с вопросами приматываешься. Надоела!
Думаю, это был редкий случай, когда альфонс сказал правду. Он мог терпеть истерики от сожительницы с деньгами, а вот из двух необеспеченных особ выбрал ту, с которой комфортнее жить.
– Стану другой, – пообещала Шитова, – исправлюсь, больше никаких скандалов. Никогда. Честное слово. Только вернись.
Рукавишников, у которого в голове уже сформировался план похищения денег Константина Обозова, скривился.
– Когда Ангелина умрет, я твой. Подожди лет двадцать.
Я, наблюдавшая за беседой Платонова и Марии, испытывала разнообразные чувства. Ну почему некоторые женщины совершенно не уважают себя? Отчего думают, что их можно любить, только если они будут баловать мужчину, кормить его деликатесами, преподносить дорогие презенты? И как жиголо безошибочно вычисляют таких?
Услышав слова Рукавишникова про смерть Ангелины, Шитова решила отравить Жорину.
– Почему ее? – удивился Платонов. – Логичнее было лишить жизни мерзавца Рукавишникова.
– Ангелина умрет, а Степа мне достанется, – бесхитростно пояснила Шитова. – Но чашка почему-то очутилась у Полины, а затем у Соевой. Не знаю, как это получилось. Я не хотела Хатуновой вредить, я к ней хорошо относилась. Вера мне не нравилась, очень вредная, но смерти ей я тоже не желала. Я сообразила, что кружка пропутешествовала от Полины Владимировны к Вере. Забрать ее из кабинета Хатуновой у меня не получилось, а вот в библиотеку я попала первой. В общем, чашечки нет! Вот так!
– И вы бы опять стали жить с мужчиной, который уже один раз от вас ушел? – неодобрительно осведомился Платонов.
Мария Геннадьевна легла грудью на стол.
– Одной очень плохо! Тоскливо! Невыносимо! Придешь домой, и как в могиле. В гости пойти стыдно, все парами. Бабы смотрят на тебя, глаза отводят. Одни безмужнюю жалеют, другие боятся, что она на их супруга польстится, отобьет. И где мне мужа найти? На работе женский коллектив, не с Кокозасом же, недомерком, отношения строить!
– Почему недомерком? – удивился Андрей. – Учителя физики нельзя назвать высоким, но у него, на мой взгляд, вполне нормальный рост, где-то метр семьдесят. Отнюдь не коротышка.
Шитова визгливо рассмеялась.
– Вы ему на ноги смотрели? Кокозас даже летом носит кожаные ботинки на толстой подошве, с немаленькими каблуками. Да в нем не больше метра шестидесяти пяти! И он урод! А Степочка красавец!
Мария перестала хохотать и заплакала.
– Найдите его, верните мне! Почему не хотите отыскать Рукавишникова? Почему?
Рыдания Шитовой опять перешли в смех.
– Не передать словами, как мне хочется отыскать альфонса! – в сердцах воскликнул Андрей. – Надеюсь, скоро он окажется на том стуле, где сидите вы.
– Нет, – завопила Мария Геннадьевна. – Ну нет же! Сюда его приводить не надо. Здесь плохо!