Ермакова вскочила, бросилась ко мне и схватила меня за ладони.
— И что мне было делать? Любаша посмотрела запись, поверила увиденному. Что… что я могла ей сказать? Что?
Я попыталась вырвать свои руки из пальцев Ермаковой, но та вцепилась в меня мертвой хваткой, повторяя:
— Что? Что? Объяснить дочери, что отец решил развести бабушку? Похищение — это спектакль, цель которого — вынудить Надежду Васильевну дать деньги? Разбить ребенку, который обожал папу, сердце? И я знала, что Прохор приглядит за дочкой. Люба понесет деньги, а он украдкой за ней пойдет, одна девочка ни на секунду с гигантской суммой не останется. Проша сопроводит ее тайком до места.
Мне показалось, будто мои ладони опущены в навоз, нос даже ощутил характерный запах фекалий. Я отпихнула от себя Маргариту и быстро вытерла совершенно чистые руки о свои джинсы. Ермакова не заметила этого, а вот Федор все понял. Он приблизился к любовнице и усадил ее на диван.
— Что? Что мне было делать? — твердила Рита. — Любаша уже посмотрела флешку. И что, нанести девочке психологическую травму? Я не могла этого допустить! Нет! Нет!
Я наконец-то обрела дар речи.
— Федор Романович, дайте ей воды.
Воротников вышел из комнаты.
— Считаете меня чудовищем? — прошептала Ермакова. — Просто я хотела иметь свой бизнес, хорошую квартиру, образование для Любаши. Все только ради нее! Не для себя! У старухи прорва денег, на мешках с золотом сидит, от одного лимона не обеднела бы. А у меня везде облом — кредит не дают, средств на создание агентства не хватает. Все ради Любы! Для ее блага! Я любила дочь больше всех на свете! Я ее обожала! За нее жизнь была готова отдать!
Я слушала истеричные вопли Марго молча.
Если кто-то постоянно твердит вам: «Люблю, люблю, люблю тебя!», не стоит верить этим словам. Скорее всего, произносящий их пытается убедить самого себя в том, что испытывает сильное чувство. Такое поведение свойственно людям, поддерживающим отношения из каких-то корыстных соображений. Ну, например, девушке, вышедшей замуж за богатого немолодого человека, — ей неудобно из-за того, что пошла под венец по расчету. А еще она опасается, как бы супруг не догадался, что совсем не интересен своей жене, вот она и повторяет, как мантру: «Милый, я так тебя люблю! Так люблю, люблю!»
И бывают тетки, которые, чтобы привязать к себе мужчину, быстренько беременеют от него и производят на свет младенца. Ребенок не нужен матери, он просто гарантия того, что его отец теперь будет навсегда связан с женщиной, большой нежности мамаша к отпрыску не испытывает. Но ведь общество осуждает тех, кто равнодушен к детям. Да и самой не очень удобно перед малышом — надо его любить, а не получается, сердце молчит. Ну и как быть, чтобы окружающие не узнали о твоем истинном отношении к ребенку? Как заглушить чувство вины перед ним? Вот она и твердит, как заведенная: «Ах, солнышко мое, мамочка обожает, обожает, обожает тебя, готова жизнь за свою кровиночку отдать!»
Похоже, Марго использовала Любу в качестве магнита, притягивающего Прохора, и добилась своего в конце концов. Пусть под давлением Алексея Константиновича, не по своей воле, но возлюбленный предложил гражданской жене руку и… И тут возникает вопрос: где в этот момент находилось его сердце? А вот сердце Риты, судя по всему, было отдано только Прохору, иначе бы она никогда не посмела втянуть Любу в аферу. Если бы на самом деле любила дочь, пришла бы в негодование от предложения бывшего мужа и категорически отказала ему: «С ума сошел? Никогда не впутаю девочку в твои махинации. И не нанесу ей травму сообщением о твоем похищении. Нет, нет и нет!!!»
Опустошив бутылку воды, Маргарита замолчала, а я, вспомнив совет своего гомеопата, нащупала на кисти левой руки бугорок у основания большого пальца и сильно нажала на него. В голове сразу просветлело, дурнота ушла, нос перестал ощущать омерзительный смрад, появились силы, чтобы задавать вопросы.
— В документах полиции об убийстве Любы и Прохора упоминаются только две флешки, а вы сейчас говорили о трех. Носителя информации, где отец сообщает девочке о наличии денег у бабушки, следователь не видел.
— Да, — пролепетала Маргарита. — Я выбросила… раздавила эту штуку. Любе и Проше уже было все равно, а о капиталах Надежды Васильевны мог знать только сын. Ну, еще и на меня бы подумали.
— Понятно, — кивнула я, — вы не хотели, чтобы правда о лжепохищении вылезла наружу.
— Просто испугалась, — всхлипнула Рита.
— Кто убил вашу дочь и бывшего мужа? — задала я главный вопрос.
— Боже… я не знаю… — Марго заплакала.
— Вы кому-нибудь рассказывали об инсценировке? — насела я на Ермакову.
— О! Нет! Нет!
— Может, обсуждали с Прохором аферу по телефону, а кто-то услышал?
— Нет-нет, мы беседовали исключительно наедине. Мне так плохо! Ужасно! Нестерпимо! — заканючила Рита.
— Надежда Васильевна до сих пор не в курсе дела? Вы ей не сообщили правды? Хотя, конечно, я глупость спросила, — пробормотала я.
Рита замерла, потом выпалила:
— Свекровь бы сразу в полицию понеслась! Любе и Проше уже не помочь, а меня бы отругали.
— Отругали, — повторила я. И усмехнулась: — Пальцем погрозили, в угол поставили… Где деньги? Куда миллион долларов делся?
— Не видела его, — всхлипнула Марго. — Я на самом деле спала, когда Любаша уехала. Она мне снотворное в кофе подсыпала, записку нацарапала и подалась к старухе. Я очнулась в районе часа дня…
— А не одиннадцати вечера, как сказали полицейским? — не выдержала я.
— В голове во время допросов все смешалось, — нашла оправдание Ермакова, — плохо мне было… плохо…
— Вы встали. Дальше что? — оборвала я ее стоны.
— Прочитала письмо дочки, пошла в прихожую, увидела, что сумка, с которой Любаша ходит в спортзал, на месте, она совсем старая, а заплечного мешка нет, — пояснила Маргарита. — Еще подумала: надо же, сообразила, что миллион лучше в новом рюкзачке нести. Я его дочке за день до… ну… до… всего этого купила. Мы накануне пошли в магазин за кроссовками, нашли подходящие, Люба увидела рюкзак… он ей так понравился… Стоил дорого, кожаный. Я сначала отказалась его покупать, пожадничала. Любаша меня упрашивала, но я ее увела. Уже дома решила: «Эх, куплю…» Сбегала в магазин снова и принесла. На столе подарок оставила вечером. Представила: Любаша встанет, а рюкзачок ее ждет. Сюрприз. Теперь думаю, хорошо, что на расход пошла, а то бы упрекала себя остаток лет, что дочери перед смертью радость не доставила. Красивый такой рюкзак был, с картинкой… Ну очень дорогой…
— И куда подевался дорогой кожаный рюкзак с миллионом? — не отставала я.
Рита не ответила, схватила Федора за руку, продолжая бормотать:
— Потом я сидела дома… Ждала Прохора и Любашу… А они все не ехали… не ехали…