Целую неделю он медленно продвигался все на запад. Это был великолепный край, и все-таки в нем не было ни малейшего признака присутствия человека. Холмы сменились горами. Только на восьмой день он набрел на кое-какие признаки, говорившие о том, что здесь когда-то прошло живое существо. Это были жалкие остатки костра. Здесь был, очевидно, белый человек. Он понял это по размерам стоянки. Огонь горел целую ночь, дрова были длинные и нарублены топором.
На десятый день Кент дошел до западного склона первой цепи гор и увидел под собою удивительнейшую долину. Это была даже не долина, а целая равнина. В пятидесяти милях по ту сторону ее величественно возвышалась самая высокая из Юконских гор.
И теперь, когда он увидал перед собою настоящий земной рай, сердце в нем упало. Он подумал, что невозможно найти на таком обширном пространстве именно то место, которое он искал. Единственной его надеждой было столкнуться по пути с каким-нибудь белым или индейцем – одним словом, с человеком, который мог бы послужить для него проводником.
Он медленно спустился в эту пятидесятимильную равнину, утопавшую в зелени, всю покрытую цветами, в этот земной рай. «Едва ли, – думал он, – охотники зайдут так далеко с Юконских гор! А уж со стороны серной области – и думать нечего! Значит, это совсем новая, не открытая еще страна». На географической карте, которую он имел с собой, в этих местах значилось пустое пространство. Да и в самом деле здесь, казалось, не было ни единого жилья. Перед Кентом тянулась стена непроходимых Юконских гор, вершины которых были покрыты снегом. Он знал, что было по ту сторону их – громадные реки, текшие к Аляске, город Доусон, золотая лихорадка и цивилизация. Но это находилось за горами. А по эту сторону гор царило безграничное молчание, еще не нарушенное появлением человека.
Как только он очутился в долине, на него вдруг снизошел странный, приятный покой. И несмотря на это, в нем все-таки было твердое убеждение в том, что он и здесь не найдет того, что ищет.
Теперь уж он больше не взглядывал на свой компас, а руководствовался возвышавшейся перед ним группой из трех гигантских горных вершин. Одна из них была выше, чем две другие. Сколько бы Кент ни шел, эта группа всегда была перед его глазами. Она очаровывала его и казалась ему верным стражем, который вот уже миллионы лет охранял эту долину. Он стал так и мыслить о ней, как о страже. С каждым часом он как-то ближе чувствовал к себе эту группу гор, и она казалась ему одухотворенной. Какой-то внутренний голос подсказывал ему, твердил не переставая, что самая высокая из этих трех вершин обязательно должна была быть верным стражем Маретты.
На следующий день гора все еще продолжала расти перед Кентом. А с полудня она сразу стала менять свой характер. Вершина ее стала походить на замок, непрестанно менявший свои очертания по мере того, как он к ней подходил. И две другие ее меньшие сестры тоже стали ярко обрисовываться во всех подробностях. И прежде чем успели еще спуститься сумерки, он знал, что то, что представлялось теперь его глазам, вовсе не было плодом его воображения. Страж принял форму громадного человека, повернувшегося лицом к югу. Какое-то беспокойство овладело Кентом, что-то подбодрило его, и он продолжал идти даже и после сумерек. Только когда уже совсем стемнело, он остановился. А с зарею он уже снова продолжал свой путь. На западе прояснилось небо, и Кент вдруг остановился и громко вскрикнул.
Перед ним была голова стража, точно высеченная из камня руками скульптора-гиганта. Две другие, меньшие вершины тоже сбросили с себя вуали из облаков и открыли свою тайну. Точно в испуге или зачарованные, они тоже повернули к Кенту свои человеческие головы. Одна из них смотрела на север. Лицо другой было обращено к долине.
У Кента забилось сердце, и он воскликнул:
– Молчаливые Призраки!..
Он не услышал своего собственного голоса, потому что мысли вихрем завертелись у него в голове. Они захватили его всего, вдохновили его и утвердили его в том, что он видел перед собой не галлюцинацию, а реальность.
Долина Молчаливых Призраков…
Он повторял эти слова, уставясь глазами на три колоссальные головы, резко выделявшиеся на фоне неба. Где-то именно здесь, внизу ли, под ними ли, или над ними, может быть, даже на склоне одной из этих гор, должно было находиться жилище Маретты.
Он пошел далее. Странная радость наполнила его сердце. Ему стало казаться, что вот-вот в этой долине ему встретится сама Маретта и поздравит его с приходом. Но трагедия Порогов Смерти то и дело приходила ему на ум, а вместе с нею и мысль о том, что эти три гигантские головы будут ждать и не дождутся своей возлюбленной никогда, потому что она погибла. Как только солнце стало садиться, лицо, обращенное к долине, вдруг ожило под его последними лучами, окрасилось в настоящий телесный цвет и, казалось, настойчиво стало задавать Кенту вопросы:
– Где она? Где Маретта? Куда ты ее дел? Почему ты ее не сберег?
В эту ночь Кент не забылся сном ни на одну минуту.
К полудню следующего дня он взобрался на самую вершину преграждавшего ему дорогу ближайшего горного кряжа. Он с трудом вскарабкался на него и наконец долез. Когда он поглядел с него вниз, то на этот раз уже убедился, что перед ним расстилалась действительно Долина Молчаливых Призраков. Она оказалась не такой широкой, как все другие. На дальнем краю ее, в трех или четырех милях от Кента, поднималась громадная гора, лицо которой смотрело вниз, на расстилавшиеся у ее подошвы зеленые луга. В южной стороне ее на далеком расстоянии сверкали перед Кентом освещенные солнцем ручьи, речки и небольшие озера и виднелись кедровые, сосновые и березовые леса, которые казались издали богатыми коврами, разостланными по бархатным зеленым полям. На севере, в трех или четырех милях от Кента, тот самый хребет, на который он вскарабкался с таким трудом, круто сворачивал к востоку, и эта часть долины, уходя за кряж, скрывалась от его глаз. Отдохнув немного, он свернул именно в этом направлении. Было уже четыре часа, когда он вступил в самый изгиб долины и мог видеть то, что там находилось.
Это была громадная котловина в конце самой долины, окруженная со всех сторон горами и имевшая в диаметре не менее двух миль. Ему немного понадобилось времени, чтобы приспособить зрение так, чтобы на целые полмили под собой видеть самые мелкие и далекие предметы. И прежде чем он успел сделать это, до него долетел снизу звук, который заставил задрожать в нем каждый его нерв: откуда-то снизу, из глубины котловины, до него донесся лай собаки.
Теплая золотая дымка, которая обыкновенно предшествует в горах солнечному закату, уже легла между Кентом и долиной, но он успел разглядеть сквозь нее, как раз под самыми своими ногами, признаки человеческого жилища. Он увидел небольшое озеро, из которого струясь вытекала маленькая речка, и как раз на берегу этого озера, лепясь к подошве того уступа, на котором он стоял, находилось несколько построек с палисадниками, похожих издали на игрушечные домики. Не видно и не слышно было ни животных, ни какого-либо движения.
Не стараясь даже разыскивать тропинку, Кент стал спускаться вниз как попало. Он не стал задавать себе вопросов. Он был для этого слишком уверен. Из всех мест на всем земном шаре это обязательно должна была быть Долина Молчаливых Призраков.