Блейк кивнул, его убедили рассуждения Одиль. Филипп тоже был под впечатлением.
— Вы их часто смотрите? — спросила Манон.
— У меня есть небольшая коллекция на DVD. Это все, что осталось от моей прошлой жизни. Когда я их смотрю, я всегда держу под рукой носовые платки… Люди расстаются — я плачу, а когда находят друг друга — плачу еще больше. В общем, Мадлен да и только…
— Мадлен? — удивился Блейк. — Что-то я не понимаю, вы плачете, как знаменитое печенье?
— Не печенье, а та знаменитая блудница, которая плакала у ног Христа! У вас она Магдалина, а у нас — Мадлен. А вы, Эндрю, какие фильмы любите?
— Я уже давно ничего не смотрел. Фильмы всегда выбирала Диана, в противном случае мы могли попасть на какое угодно барахло — я как-то не очень в этом разбирался.
Диана открыла для меня французское кино — вашу классику, но еще и экспериментальные фильмы. Она умела пробуждать интерес к странным вещам. Я шел за ней. Вообще-то у меня нет любимого жанра. Иногда я люблю посмеяться, в другой раз с удовольствием смотрю какой-нибудь политический фильм или драму. Или ужастики — когда хочется как следует испугаться.
— Это и я люблю… — призналась Манон. — Мы с Жюстеном часто выбирали фильмы только для того, чтобы испытать ужас пострашнее. Даже самые дурацкие. Ну, вроде того, что молодые люди оказываются ночью в лесу, а их преследует какое-нибудь фантастическое чудовище. Обожаю! Еще лучше, если чудовища нет на экране. Если его хотя бы раз увидел, то уже на так страшно. Я прижималась к Жюстену и так стискивала ему руку, что у него появлялись синяки. А потом боялась даже пойти в туалет.
— А я помню, что меня больше всего потряс фильм ужасов, который назывался «Вирус каннибалов». Жуткий фильм… Мне было пять лет. Я целый месяц всех боялся. Как только какой-нибудь взрослый до меня дотрагивался, я орал. А еще я попытался оторвать руку у своей соседки, — я был уверен, что она зомби.
— В пять лет? — удивилась Одиль. — Это кто же вам позволил смотреть это в пять-то лет?
— Матери надо было куда-то отлучиться, и она отвела меня к одной своей сослуживице, а у нее были дети-подростки…
— Да, зомби — это беспроигрышный вариант, — прокомментировал Блейк. — Они всюду были бы хороши. Только представьте: «Моя прекрасная леди и зомби», «Выживут только зомби» в фильмах с Джеймсом Бондом или еще «Граф Монте-Кристо и зомби»…
— Это удивительно, что ты заговорил о «Графе МонтеКристо», — отметил Манье. — Дело в том, что я как раз начал читать эту книгу Янису.
— Так это правда, что вы занимаетесь с мальчиком из города? — подхватила тему Одиль. — Как хорошо, что вы это делаете.
— Он мне помогает с покупками, а я ему — со школой…
— Если бы все делали, как вы, мир был бы намного лучше, — сказала Манон.
— Пока с этой книгой не все так просто, — сказал Манье. — Этот кирпич больше чем в тысячу страниц, и я ума не приложу, куда там всунуть Юплу…
Блейк расставил тарелки для десерта, и Одиль объявила:
— А теперь я предлагаю вам тарталетки с засахаренными яблоками. Только будьте снисходительны, я их уже сто лет не готовила…
На ее слова никто не отреагировал. Хуже того, все трое застыли в смущенном молчании. Одиль ничего не понимала до тех пор, пока не проследила за взглядами присутствующих, устремленными к входу в буфетную. Там стояла мадам Бовилье. Блейк и Манье резко встали.
— Я рада видеть, как вы мило проводите вечер, — сказала Мадам.
Одиль подалась назад, на ее лице выразилось боязливое удивление.
— Не прерывайтесь, — продолжала хозяйка. — Я хоть и спустилась, но не для того, чтобы вам помешать… Просто я заинтересовалась, кто это там смеется.
Блейк перехватил инициативу:
— Попробуйте вместе с нами десерт.
Он поспешил поставить еще одну тарелку.
— Очень любезно с вашей стороны, но я лучше вернусь к себе.
— Я настаиваю…
Едва произнеся эти слова, Эндрю пожалел.
— Что-то вы слишком часто настаиваете… — заметила с иронией Мадам.
В ее словах, однако, не прозвучало ни малейшего упрека.
— Ну так останьтесь с нами, — вмешался Манье. — Зачем уходить-то!
Одиль, не способная вымолвить ни слова, просто положила на тарелку тарталетку.
— Ну хорошо, — сдалась Мадам. — Посижу с вами немного.
В гробовом молчании она села за стол и повернулась к Манон:
— Вам в вашем состоянии не стоит возиться с котом. Для беременных это вредно.
— Ничего. Мне сделали анализ, а токсоплазмоз у меня уже был. Спасибо, что вы об этом подумали.
Блейк подал свою тарелку Одиль, та разделила тарталетку пополам и одну часть подала ему.
— Нам действительно приятно вас видеть, — сказал Манье, обращаясь к Мадам. — Вам еще надо бы зайти ко мне. Парк в это время года великолепен.
— Мои хвори не позволяют мне выходить из дому, но я признательна вам за приглашение.
Каждый попробовал десерт, высказав набор приличествующих случаю фраз.
— Я предложила бы вам шампанского, чтобы отметить ваше веселое собрание, — сказала Мадам, — но я даже не знаю, осталась ли в доме хоть одна бутылка. Да и хорошее ли оно? Вы не в курсе, Одиль?
— Если оно и есть, то в подвале, а я туда никогда не спускаюсь. Из-за…
— Я и забыла.
Мадам вскоре пожелала их оставить. Она уже говорила с Блейком обычным тоном и, казалось, сменила гнев на милость. Вечер потихоньку близился к концу. Не заметив, как прошло время, Манье с сожалением засобирался в обратную дорогу.
— В следующий раз, мадам Одиль, я принесу вам белых грибов, чтоб вы их приготовили. Еще раз спасибо, было очень вкусно.
Одиль смотрела, как он удаляется в ночном тумане, с салфеткой на шее, которую забыл снять.
Манон предложила помочь вымыть посуду, но Одиль, посмотрев на ее уставшее лицо, отправила ее спать. Мефистофель отправился с ней, что не совсем понравилось кухарке. Кот все чаще изменял ей.
Одиль и Блейк остались наводить порядок.
— Этот совместный ужин — хорошая идея, — сказала Одиль. — Правда. Вы думаете, им по вкусу моя готовка?
— А вы еще сомневаетесь? Даже Мадам съела всю тарталетку.
— Мне понравилось готовить для вас всех. Это действительно приятно. Может, нам продолжить?
В последующие дни кое-что в замке стало меняться. У Манон появилась привычка ежедневно, часам к четырем, приходить полдничать с Одиль. Женщины беседовали, говорила в основном Манон. Чаще всего она вспоминала Жюстена, иногда — свою мать. Одиль предложила ей помощь в подготовке к устному конкурсному экзамену. Манье больше не старался приходить за едой незаметно, точно вор какой-нибудь. Забирая свою коробку из ниши в стене, он отныне делал знак кухарке, дошло даже до того, что он стал говорить ей «добрый день» или «добрый вечер» и благодарить ее. Иногда Эндрю, отправляясь заниматься с Янисом математикой, прихватывал с собой еду для управляющего. В такие дни Одиль клала побольше в расчете на мальчика. В конце концов она дала убедить себя в том, что надо готовить одно меню для всех, от кота до хозяйки, и никто не роптал. Одна только Мадам едва притрагивалась к еде, но кухаркиной вины тут не было.