— Немного странный?
Одиль не стала распространяться и указала на дверь в сад.
— Спускайтесь вот по этой дорожке. Никуда не сворачивайте, тогда не заблудитесь. Это недалеко, но отсюда не видно. Пропустить охотничий домик невозможно: он небольшой, кирпичный, увит плетистой розой. Идите прямо сейчас. И заодно скажите управляющему, чтобы шел за едой. Там есть домофон, но он не работает…
Она пошла к раковине, а потом будто спохватилась:
— Если хотите, я буду ждать вас к ужину. Я еще помню свой первый вечер здесь. Прежняя прислуга оставила меня ужинать одну, за этим самым столом. Жуткое было ощущение. Не знаю, о чем мы станем говорить, но если я могу вам помочь…
— Спасибо вам большое. Одиль кивнула.
Удивительно, подумалось Блейку, у «капитана», оказывается, есть сердце…
Эндрю вышел из замка и пошел по дорожке. Вскоре до него перестал доноситься шум воды в раковине. Сумерки сгущались, деревья уже были неразличимы и казались большой темной массой. Блейк никогда не любил выходить из дому в это время суток — «между волком и собакой», как говорила Диана по-французски. Всегда в момент, когда солнце садилось, если он был вне дома, если рядом не было родных, он ощущал грусть и одиночество. Чтобы немного взбодриться, он глубоко вздохнул и прибавил шагу.
Если часть поместья — та, что находилась перед замком, — была устроена вполне классическим образом: газоны, аллеи, симметрично расположенные живые изгороди, явно нуждавшиеся в том, чтобы их подстригли, то часть позади замка представляла собой пышно разросшийся сад: по обе стороны длинной центральной лужайки тянулись цветники и деревья. Это обширное пространство со множеством укромных уголков лежало между двух лесистых холмов. Эндрю трудно было изучать рельеф местности в лучах заходящего солнца, к тому же он иногда спотыкался о попадающиеся на тропинке камни. Он миновал обвитую зеленью беседку и заброшенный вольер и наконец увидел домик с освещенными окнами, приютившийся под высокими ясенями возле заросшей травой клумбы.
Блейк сошел с дороги и двинулся напрямик через клумбу. Подойдя к двери, он услышал громкие голоса и звуки борьбы. Дрались двое мужчин. Грохотала опрокидываемая мебель. Эндрю отпрянул от двери. Крадучись он подошел к окну и осторожно заглянул внутрь. Он никого не увидел, а между тем голоса звучали все злобнее. Ссора, по всей вероятности, происходила в соседней комнате. Чтобы в этом убедиться, он пошел вдоль фасада к другому окну.
Аккуратно переступив через грядку, приложил ребро ладони к стеклу и прищурился. Вдруг чья-то рука грубо схватила его за предплечье и заломила руку за спину. Эндрю застонал от боли. Он почувствовал под подбородком что-то холодное. Кто-то прошипел ему в самое ухо:
— Я тя предупреждаю, мудак, пальцем шевельнешь, я те башку размозжу, на куски порву и собаке брошу…
Эндрю, хоть и не все слова понял, смысл сказанного уловил вполне.
— Я пришел… поздороваться… с вами, — дрожащим голосом проговорил Блейк. Что-то продолжало больно давить ему на горло.
— Ага, приятель, знаю все, что ты скажешь. Я пришел с миром, ведите меня к вашему главному! Ну, день добрый — впрочем, сейчас уж вечер добрый. Опять явился за инструментами, мудила! Мало тебе было на прошлой неделе… Слушай меня внимательно: я сейчас тебя вежливо разверну, чтоб посмотреть на твою воровскую рожу при свете, а ты, если будешь вести себя смирно, получишь шанс увидеть завтра восход солнца.
Мужчина еще сильнее заломил руку, вынудив Блейка развернуться к нему лицом.
— Черт! Стыда у них нет! — воскликнул мужчина, увидев лицо своего пленника. — Уже стариков стали на дело посылать! Вот гады. Скажи, ты правда один? Ведь не этими же нежными ручками ты умыкнул у меня хренову кучу инструментов? Где твои дружки?
— Нет у меня никаких дружков. Вы мне делаете больно. Я новый мажордом, месье Блейк.
Мужчина удивленно заморгал. Он уловил английский акцент, совсем непохожий на акцент, с каким говорили цыгане, осложнявшие ему жизнь. Он убрал дуло ружья от горла Блейка и отпустил его руку.
— Мажордом… — повторил огорошенный мужчина. — А я принял вас за…
— За миску с мясом для вашей собаки, я знаю. Блейк отвел от себя дуло и, морщась, потер руку.
— Странная у вас манера принимать гостей, — проворчал он.
— А вы потоптали мне весь шнитт-лук, — ответил мужчина, показав на примятые растения.
— Мадам Одиль просила вам сказать, что вы можете прийти за едой.
Мужчина помог Эндрю отряхнуть одежду.
— Мне правда очень жаль, месье Стейк.
— Блейк, меня зовут Блейк. Я, пожалуй, лучше пойду.
— Но вы не можете так просто уйти! Это слишком глупо. Зайдите, поквитаемся.
— Каким же образом? Ружьем? Ножом?
— Да нет же, это означает, что я приглашаю вас пропустить по стаканчику, отметить, так сказать, ваш приезд.
Мужчина, еще совсем недавно похожий на кровожадного зверя, теперь расплылся в любезнейшей улыбке. Эндрю смотрел на него растерянно и с некоторой опаской. Он начинал понимать, что имела в виду Одиль, когда говорила, что управляющий «немного странный».
Мужчина решительно протянул ему руку:
— Филипп Манье, управляющий поместьем. Эндрю, мгновение поколебавшись, в конце концов пожал ее.
— Эндрю Блейк. Сожалею, что потоптал ваш смит-лук.
— Шнитт-лук, или лук-резанец, ароматическая трава семейства… кажется, лилейных. Кстати, у нас в это время говорят «добрый вечер». «Добрый день» только до шестнадцати часов, а вообще это зависит от местности.
— А после восемнадцати тридцати у вас принято здороваться с ружьем наперевес, да?
— Ну, не злитесь. Я же сказал, что сожалею. И потом, нельзя же прямо так заглядывать людям в окна.
— Я хотел постучать в дверь и тут услышал драку.
— Правда? Так это же телевизор! Дэн отказался нести деньги в полицию, хотя это могло помочь освободить Джейм са, и тогда Тодд набросился на него с кулаками.
— Я все-таки пойду. Я уверен, что скоро явится Билл и всех их арестует.
— Вы уже видели эту серию?
Блейк глубоко вздохнул и повернулся, чтобы идти.
— Нет, кроме шуток, останьтесь. Ну пожалуйста. Вообще-то я рад, что у нас появился еще один мужчина. Знаете, три барышни — это не так просто.
— Три барышни?
— Мадам Бовилье, Одиль и малышка Манон. У них, как это говорится, не все дома…
Управляющий повел Эндрю к двери.
— Ну, пойдемте, уж будьте так добры, — приговаривал он. — Добро пожаловать.
— Если я правильно понял здешние обычаи, я только раз могу войти через эту дверь. В следующий раз я должен буду лезть через мусоропровод или в окно?