– Я знаю женщину, которая тебе подойдет, – заявила Лена, глядя на двоюродного дядю с торжеством. – Ее зовут Люба, она работает в библиотеке. Очень симпатичная женщина, интеллигентная, умная, добрая – просто замечательная.

– Да? – растерялся Грушин, которого просто ошарашило то, что его мечта так быстро обросла плотью.

– Да. Иначе я не дружила бы с ней всю свою жизнь. Люба не может найти себе подходящего мужа. Ухажеров у нее много, но, как и тебе, ей нужна родственная душа, а с ними в последнее время, знаешь ли, в стране напряженка.

– Нет, я понимаю, что каждой женщине хочется выйти замуж, – оживился Грушин. – В обществе так сложилось, ничего не поделаешь, – зачастил он. – И еще пустая квартира. Приходишь домой, там темно и тихо, только кот царапается где-то в углу.

– Она тебе понравится, вот увидишь! – Лена так загорелась идеей соединить две одинокие души, что на время позабыла о своих собственных проблемах. – Хочешь, я ей прямо сейчас позвоню?

Если бы не история с Элиной, которая, что ни говори, больно ударила по самолюбию Грушина, если бы не Антон со своим блаженным отупением, не Лена с ее счастливыми слезами, Грушин, конечно, отказался бы. Но этот день получился каким-то диким. Он нервничал, пересматривал всю свою жизнь, кроме того, он стал свидетелем рождения чужой любви. Так что водоворот чувств увлек его против воли. Его словно затянуло в черную воронку человеческих страстей, и он понял, что уже не сможет выбраться. Чтобы спастись, следует перестать бороться и подчиниться стихии.

– А позвони, – разрешил он, по-гусарски махнув рукой. – Под лежачий камень вода не течет. И я больше не собираюсь выслушивать фальшивые сожаления и ловить сочувственные взгляды… И каждый вечер меня будет дома встречать женщина, которой я нужен!

Лена уже сбегала за своей сумочкой, достала мобильный телефон и принялась нажимать на кнопки.

Глава 2

Как назло, после обеда испортилась погода, и в кафе постоянно заходили люди. Люба смотрела на них с неудовольствием. Не потому, что она не любила людей. Дело было в другом. В том, что из дождя выныривали одни только парочки – юные, молодые и совсем немолодые. Вошли даже старички, которые нежно улыбались друг другу, будто специально, чтобы настроение Любы упало до абсолютного нуля. У всех была своя половинка, у всех была любовь, а на нее словно наложили заклятье.

– Федор, я несчастна, – неожиданно для себя призналась Люба, посмотрев на своего соседа по столику сквозь стакан лимонада. В лимонаде слоями плавал сироп, и лицо Федора из-за этого казалось скособоченным.

На самом же деле оно было круглым, как луна на пике своего могущества. Федор был невысок ростом и довольно боек. Он носил фамилию Девушкин, что всегда вызывало бурю эмоций у противоположного пола.

– Страдаешь из-за своего Алекса? – спросил он, нахмурив брови. – И почему любовь всегда приносит одни неприятности? Что в ней хорошего в таком случае?

Женщины находили Федора забавным и с удовольствием проводили с ним время. Но когда дело доходило до серьезных отношений, экспресс со скрежетом тормозил. Федор не вешал носа, однако был очень расположен вести разговоры о неудачах в любви. Собственный жизненный опыт склонял его к сочувствию, которое он охотно проявлял в отношении Любы. Они были друг другу ближе, чем иные брат и сестра: их матери дружили со школьной скамьи и проводили вместе почти все свободное время. У детей не было иного выбора, кроме как тоже стать неразлучными друзьями.

– Я страдаю из-за себя, а не из-за Алекса, – мрачно ответила Люба. – У Алекса все нормально, ты не находишь?

– Влюбившись в этого типа, ты погубила три года своей жизни, – констатировал Федор.

– Влюбившись?! – свистящим шепотом переспросила Люба и, расширив глаза, почти легла на стол. – Ты что же, так ничего и не понял?

– А что? – испугался Федор. – Все это было, – он поводил в воздухе рукой, – не по-настоящему, что ли? И твои слезы, и твоя ревность? И ваши бесконечные расставания и примирения? Ночные поездки в аэропорт, погони за кортежем администрации…

– Федька, да это же я гонялась за своим счастьем.

– Хочешь сказать, на месте Алекса мог оказаться кто угодно?

– Сложный вопрос, – пробормотала Люба. – Я столько времени была одна… Я чуть не умерла от одиночества. А Алекс подарил мне надежду.

– Он три года все дарил и дарил тебе эту надежду, – сердито заметил Федор, тряхнув челкой.

Девушки за столиком у окна поглядывали на него с любопытством, и у Федора случился очередной приступ уверенности в себе. Он представил, как выглядит со стороны: небрежно расстегнутая рубашка, узкие штаны и обязательные белые носки, которые он носил и под кеды, и под лаковые штиблеты предположительно итальянского происхождения. Стригся он как молодой Крис Норман и втайне считал себя безумно на него похожим.

– Я знаю: он никогда не разведется с женой, – обреченным тоном сказала Люба.

Сказала и горько усмехнулась. Тысячи женщин произносили эти же самые слова до нее. Да что там – тысячи, наверняка миллионы… Она понимала это так же хорошо, как то, что завтра наступит новый день.

– Конечно, твой Лекторов – шишка, – пожал плечами Федор. – Развод повредит его репутации. Все просто, как пряник. – Вообще-то природа тебя не обделила, – добавил Федор, внезапно позабыв про девушек у окна. – Фигура у тебя вполне себе… И лицо симпатичное. Мужики должны на тебя гроздьями вешаться!

– Да, на меня что-то такое вешается, – хмыкнула Люба. – Что-то такое пьющее, матюгающееся и играющее бицепсами. Кроме того, в наше время мало быть симпатичной. Надо быть самоуверенной красавицей. А просто симпатичным, да еще за тридцать, выбирать не приходится.

– Почему это?

– Потому что у мужчин и двадцати, и сорока, и семидесяти лет есть одна общая черта – они все ухлестывают за семнадцатилетними.

– Вся фигня в том, что ты в библиотеке работаешь, – не в первый уже раз посетовал Федор. – Бесконечное чтение книг разрушает женщину как представительницу прекрасного пола.

– Можно читать книги, и не работая в библиотеке! – запальчиво возразила Люба.

– Важно то, что ты среди них находишься. Это накладывает на тебя отпечаток старомодности. Я понял: тебе не хватает драйва! Ты привыкла тихо перемещаться в пространстве, говорить приглушенным голосом и убавлять звук у всего, что снабжено ручкой регулировки громкости.

Люба открыла было рот, чтобы возразить, но потом вспомнила практикантку Марго, которая пришла к ним год назад. Она была сочной, коренастой, с красивой попой, до скрипа обтянутой джинсами, с толстой косой и губами цвета молодой вишни. И что же? Библиотека съела ее. Проглотила, словно чудовище, выплюнув через какое-то время бледную копию того существа, которое внедрилось в его нутро и так сильно его побеспокоило. Марго превратилась в Риту, перестала подводить глаза, перешла на туфли без каблуков, а косу свернула в пучок. Плоть ее осела, словно снег, тронутый оттепелью, а голос потерял полноту и звучность.