«Обманщиков, мошенников искусных,
Умеющих пускать туман в глаза,
И колдунов каких-то мрачных, мысли
Меняющих…» [41]
При этом в пьесе «Сон в летнюю ночь» он бегло выводит теорию творческих способностей, которая на 300 лет опережает те выводы, которые мы сделали в главе 4:
«…И чуть воображенье даст возникнуть
Безвестным образам, перо поэта
Их воплощает и воздушным теням
Дарует и обитель, и названье».
До XVI века люди глубже и шире, чем в последующие времена, понимали идею собственного разума. Глубже, потому что они совершенно спокойно воспринимали наличие внутренних сил, которые находились за пределами их понимания. Шире, потому что ко всему прочему они принимали и наличие внешних источников знания и контроля.
Понятие разума не относилось к отдельной личности, оно было тесно связано с обществом в целом. Однако в течение следующих двух столетий эти взгляды на понятие разума значительно изменились. Прежде всего это произошло, потому что использование собственного разума и принятие решения стало считаться нормальным. И к 1600 году, если верить Ланселоту Лоу Уайту, «человека, размышляющего для себя, уже не считали чудаком, которого следовало изолировать от людей; он начал искать возможности выражать себя и руководить обществом». А в XVII веке «уже заметны признаки нового опыта и нового образа жизни, которые в наше время стали уже общепринятыми и даже банальными: высшее общество то и дело недовольно, что не осталось никаких традиций, чтобы сделать жизнь хоть сколько-нибудь сносной… С тех пор каждый молодой человек, который живет и чувствует, должен был делать собственный выбор» {203}. К XVIII веку способность размышлять уже твердо считалась целью развития и существования личности и расценивалась как признак зрелого человека.
Наметилась тенденция искать ответы не снаружи, обращаясь к уже сложившимся устоям и мифам церкви и государства, а внутри, заставляя свой собственный разум работать. Идея разума сужалась, разумным считалось только то, что относилось к сознательному рассудку. При этом не допускалось или даже отрицалось существование аспектов разума, которые были скрыты для наблюдения. Можно прийти к выводу, знать что-то, решать проблемы, но делать это можно только сознательно, при помощи осознанного размышления. Данный вид работы разума считался единственной познавательной деятельностью.
Это возмутительное, но, как позже выяснилось, весьма популярное утверждение приписывают Рене Декарту, который, по мнению Жака Маритена, считал, что необходимо «разделить умственные способности и тайны». На самом деле вклад Декарта состоял в том, что он кратко изложил и сформулировал идеи, которые уже к тому времени были довольно распространены. В письме своему другу Мерсенну ученый писал: «Во мне или в моем разуме не может быть ничего, что я бы не осознавал. Я доказал это в своих “Размышлениях”» (книга была написана в 1640 году). Он был так настойчив и убедителен, доказывая, что не существует неосознанного мышления, что это «разумное» убеждение просочилось в массы и повлияло на культуру в целом. Все мышление сознательно, а осознанное мышление, или рассудок, и есть, по существу, настоящее «я».
К 1690 году Джон Локк просто сформулировал очевидное, когда заявил: «Сказать, что кто-то мыслит, не осознавая этого, все равно что сказать, что тело развивается само, без участия внутренних органов». В произведении «Опыт о человеческом разумении» он обстоятельно изложил точку зрения, которая вскоре стала господствовать в психологии:
«[Личность] есть разумное, мыслящее существо, которое имеет разум и рефлексию и может рассматривать себя как то же самое мыслящее существо в разное время и в различных местах только благодаря тому сознанию, которое неотделимо от мышления и, на мой взгляд, существенно для мышления… Сознание всегда сопутствует мышлению, и именно оно определяет в каждом его “я”» [42] .
Утверждение, что именно сознание является основой личности и самым высоким достижением умственного развития, способствовало росту эмпирической науки и огромному количеству чудесных достижений техники, которым она дала толчок к развитию. Сегодня технология практически полностью захватила власть, и мы наблюдаем то, что Нил Постман назвал технополией: любое неблагоприятное обстоятельство или трудность рассматривается как технологическая проблема, которую нужно решать посредством тщательного целенаправленного анализа, что-то придумывая и изобретая {204}. При таких обстоятельствах познание рассматривается как намеренная, сознательная умственная деятельность, то есть р-состояние. Идея «позволить вещам найти нас самим» или просто подождать кажется странной и смешной. Мышление является сознательным управлением информацией и рассуждениями, причем желательно (сейчас) с использованием таблиц и графиков. И если вы не находите решения, это означает, что вы думали с недостаточным усилием, плохо сконцентрировались или вам не хватает данных. С изобретением пишущей машинки появилась проза, поэзия стала чем-то необычным, предназначенным для избранных, исполнители баллад стали не нужны. Так же и господствующие информационные технологии значительно увеличили скорость обработки данных, а сами данные стали сложнее, при этом долгие размышления и созерцание стали выглядеть безнадежно неэффективными и старомодными.
Нельзя сказать, что различные изобретения нейтральны с точки зрения мировоззрения или психологии. Само их существование задает направление развитию умственных способностей (так же как и множеству других аспектов культуры, например профессиональной репутации), открывая и поддерживая одни каналы познания, но при этом закрывая и обесценивая другие. Изобретения формируют нас, и больше всего в этом преуспел компьютер. С точки зрения компьютерных технологий люди являются информационными процессорами, обработчиками информации, а окружающий мир – та самая информация, которую нужно обработать. Если коротко, то основная метафорическая идея компьютера в том, что мы – машины. Да, машины думающие, но при этом все равно машины {205}. Компьютеры воплощают определение мышления как быстрой обработки объективных данных под жестким контролем.
«Компьютеры позволили воплотить в жизнь мечту Декарта о математизации мира. Благодаря компьютерам факты легко преобразуются в статистические данные, а задачи – в уравнения. При всем том, что это может быть и полезно, применительно к человеческим проблемам это опасно и неправильно. Так происходит потому, что в компьютере главное – скорость и способность производить и хранить огромное количество данных. Безусловно, в некоторых ситуациях нельзя оспорить ценности высокоскоростной обработки огромного количества информации. Однако такой посыл компьютерной технологии распространился повсеместно. Выражаясь открыто, с точки зрения компьютера, самая серьезная проблема, с которой мы сталкиваемся как лично, так и на уровне общества, требует технического решения посредством быстрого доступа к информации, которая иначе недоступна» {206}.