Да, знаю, — с несчастным видом пискнула я.
Отец за руку вывел меня в коридор, ведущий в спальни, прихватив по дороге масляную лампу со столика. Первая комната налево была гостевой. Он распахнул дверь, вошел в комнату, порылся в верхнем ящике ночного столика, достал спички, зажег толстые свечи с ароматом ванили, украшавшие комод, после чего повернулся и решительно посмотрел на Клинта:
Это комната Шаннон. Я пристрою тебя на диванчике в кабинете. Годится?
— Да, сэр, — ответил Клинт, не отводя взгляда.
Отец кивнул и что-то заворчал, потом снова повернулся ко мне:
В комоде ты найдешь несколько своих старых ночных рубашек и кое-что из одежды, да и горячей вода должно хватить на быстрый душ, — Он сморщил нос, — Он тебе понадобится. Об остальном поговорим утром.
Я с благодарностью обняла его и прошептала куда-то в грудь:
Я люблю тебя, папа.
Я тоже люблю тебя, моя Чудачка, — Отец повернулся и вытолкал Клинта за порог, — Пойдем со мной, сынок, — сказал он, прежде чем решительно закрыть за собой Дверь.
«Вечно отец меня опекает».
Я заулыбалась, принялась рыться в верхнем ящике комода и откопала там две пары своих старых джинсов основательно поношенную фуфайку, а также одну из моих любимых ночных рубашек с изображением Санты, гадящего в трубу. Надпись гласила: «Как определить, что ты вел себя плохо». Это был рождественский подарок моего ученика.
— Ой, что за красота! — радостно вздохнула я, обнаружив свое нижнее белье из мягкого фиолетового шелка фирмы «Секрет Виктории», полноценные трусики, — Черт, какое удовольствие выбраться из этих стрингов!
«Поразительно, как мало нужно, чтобы обрадовать меня в минуту стресса».
Отец был прав. Горячей воды хватило на быстрый, но все же полноценный душ. Вода подействовала на меня как транквилизатор. Я едва натянула через голову ночную рубашку, пошатываясь вернулась в свою комнату, как у меня начали слипаться глаза. Я задула свечи, заползла под стеганое одеяло, сшитое бабушкой несколько десятков лет тому назад, потянулась к спинке кровати, развернула пуховое покрывало, уютно накинула его на плечи и глубоко вздохнула. Сладостный аромат ванили смешался с неповторимым запахом чистого старого стеганого одеяла. На меня нахлынули воспоминания детства, и я погрузилась в спокойный сон.
Знаю, большинству людей это не дано, но я всегда сама руководила своими сновидениями, поэтому крепко проспала несколько часов. Мое тело хорошенько отдохнуло, прежде чем душа воспарила в Страну грез.
Я откинулась на гигантских пуховых подушках, разбросанных по фиолетовому кучевому облаку. Вокруг меня нежились, удовлетворенно мяукая, толстые черно-белые кошки. Джейми Фрейзер из серии романов Дианы Гэблдон «Странник» объяснял мне со своим обворожительным шотландским акцентом, что бросает Клэр. Теперь его истинной любовью буду я. Хью Джекман в образе Росомахи недовольно хмурился, глядя на Джейми, но заявлял при этом, что не вызовет его на дуэль, пока не сделает мне хороший массаж стоп. Я открыла рот, собираясь сказать мальчикам, чтобы вели себя хорошо и не вздумали драться из-за меня.
В ту же секунду кто-то вырвал мою душу из тела и вознес через крышу родительского дома Я зависла в снежном небе, испытывая нечто странное. Белые кристаллики снежинок кололи меня не только снаружи, но и изнутри.
Ой! Снова затошнило! — сказала я, ни к кому не обращаясь.
«Дыши, Возлюбленная».
Я заметила, что голос в моей голове звучал отчетливее и громче, с тех пор как меня силком переправили в этот мир.
Ты говоришь совсем как Клинт, — вслух произнесла я.
Богиня не ответила, поэтому я поступила так, как она велела, то есть глубоко вдыхала морозный воздух. Почти сразу головокружение прекратилось. Меня встревожило, что во время магического сна я не только приобретала опыт перемещения, но и чувствовала себя в нем комфортно.
Я начала озираться, пораженная переменой пейзажа. Все выглядело как на почтовой открытке зимнего Колорадо. Отцовские пастбища превратились из зеленых оклахомских владений с болотными дубами и можжевельником в очаровательный заснеженный уголок дикой природы.
— Очень красиво, — прошептала я и взглянула в сторону амбара.
За закрытыми окнами горел теплый свет, вокруг основания амбара высились волнистые сугробы. К своему удивлению, я заметила, что их вершины были выше красно-белых полос обшивки.
Должно быть, снега намело почти в три фута высотой.
«Это неестественно, Возлюбленная», — прозвенел у меня в голове голос Богини.
Знаю! — громко произнесла я в затихшей ночи, — В Оклахоме никогда не бывает столько снега.
«А все потому, что в этот мир вошло нечто неестественное. Здесь замешано истинное зло».
Слова Богини пронзили меня страхом как острые осколки.
Нуада, — Имя прозвучало как ругательство.
«Ты должна его остановить».
Что! — взвизгнула я. — Как же я его остановлю?!
«Ты должна, Возлюбленная. Ты единственная, кто справится».
Но как? В Партолоне я знала, как надо действовать, только потому, что меня окружали люди, понимавшие в магии. Они мне помогали. Меня поддерживала ты!
«Ты не веришь в себя, моя Возлюбленная, — Я встревожилась, услышав, что божественный голос в моей голове начал затихать, — Положись на свою интуицию».
Нет! Не уходи! — запаниковала я, — Я не знаю, что делать!
«Тебя направят древние, как и шаман этого мира».
Эпона! — завопила я, — Какие древние? Какой шаман?
«Помни! — Голос звучал очень слабо, и мне приходилось напрягаться, чтобы разобрать последние слова, — Ты Избранная Богини».
Эпона сказала это и растаяла как туман.
Я села в кровати, хватая ртом воздух, спустила ноги и чуть ли не спрыгнула на пол.
Черт! Вот тебе и вернулась в Оклахому!.. Казалось бы, все должно идти нормально. Оклахома всегда была абсолютно спокойной, приземленной, даже скучной. Боже, как мне не хватало старой доброй оклахомской скуки, — пробормотала я своему тусклому отражению в зеркале, висящем над комодом, пошарила в верхнем ящике, выхватила пару ношеных джинсов, уютную домашнюю фуфайку и толстые носки — Но нет! Вместо этого ты оказываешься беременной, напуганной. Кругом снежный буран, а тебя преследует какой-то кретинский монстр, — продолжала я разговор сама с собой, — К тому же ты умираешь с голоду.
Я открыла дверь, заткнулась и на цыпочках отправилась на кухню. Богиня свидетельница, заснуть мне все равно не удалось бы, а перспектива отведать яичницу- болтунью с тостом и беконом показалась вдруг невероятно заманчивой. Я хорошо ориентировалась в потемках, запустила руку в ящик, который у нас звался обжорой — там хранилась всякая всячина, — и поискала спички, чтобы зажечь керосиновую лампу, неизменно стоявшую на кухонном столе.