– Смотри – вот Уильям! – шепнула Сесилия, стиснув ей локоть.
Джейн отвлеклась от Саквилля, стала искать глазами мужа Уинифред. Он вошел вторым по счету; всего ввели шестерых лордов. Все были в парадных камзолах и, за исключением Уильяма, в париках. Его же волосы, чисто вымытые, как с удовольствием отметила Джейн, свободно рассыпались по плечам. Камзол также был вычищен – Уильям постарался предстать перед народом в пристойном виде. Снова в Джейн поднялась волна нежности, внушенная «хозяйкой». Расстояние до узников было изрядное, оно могло, пусть на секунду, обмануть Джейн, заставить поверить, что это ее Уилл стоит пред грозным судьей. Секунды оказалось достаточно, чтобы собственное горе Джейн комком подступило к горлу. Она проглотила комок, загнала поглубже. Нет, она не опозорит рыданиями ни себя, ни Уинифред.
Взгляд Уильяма шарил по рядам зрителей, наконец нашел Джейн, остановился на ней, замкнул треугольник. Джейн вдруг стало нечем дышать – она остро осознала, что третий угол этой геометрической фигуры представлен находящимся справа от нее Джулиусом. Она не смела даже покоситься вправо, зато улыбнулась в ответ на ободряющую полуулыбку и едва заметный кивок Уильяма Максвелла. Он держался молодцом – конечно, ради нее.
Уильям отвернулся, вперил взгляд в членов судебной комиссии – и тотчас Джейн, как последняя предательница, стала искать глазами Саквилля. Его не было на месте, Джейн поняла, что он ушел. Ощущение пустоты от этого факта быстро сменилось облегченным вздохом – теперь все внимание можно сосредоточить на Уильяме.
Сесилия снова стиснула ей локоть, на сей раз сильнее.
– Вот он, лорд Каупер!
В едва слышном шепоте Джейн уловила напряжение, с каким подруге давался самоконтроль.
Теперь она полностью отвлеклась от Саквилля, уступила инициативу «хозяйке». Уинифред пожирала глазами мужчину в алой мантии, шествовавшего за герольдмейстером ордена Подвязки с белым жезлом в руках. За лордом Каупером следовал «Черный жезл» – герольдмейстер палаты лордов. Джейн мысленно благодарила Уинифред за подсказки.
Лорд Каупер был средних лет. Несколько рыхлое, как комок теста, лицо с выдвинутым вперед раздвоенным подбородком, упиравшимся в жесткую шелковую мантию, венчал темно-каштановый парик с буклями такой длины, что Джейн пришлось подавить нервное хихиканье. Вот интересно, эти типы в париках – они что, собственное отражение вообще не способны адекватно оценить? Вид нелепейший! Впрочем, Уильям Каупер, судья и член парламента от партии вигов, вот уже восемь лет занимающий пост лорд-канцлера Великобритании, а также председательствующий на суде над вождями якобитского восстания, не подозревал, что вызывает смех у Джейн Грейнджер. С высоты своего положения он гордо озирал притихшую, возбужденную публику.
Приглушенные призывы к абсолютному вниманию и полной тишине прошелестели по Вестминстерскому залу. Дождавшись, когда этим призывам повинуются все до единого, лорд Каупер начал речь.
– Милорды узники, я намерен сообщить вам, что, когда представится случай держать слово, вам следует обращаться ко всем лордам сразу. Это же касается любой персоны, коя станет нынче говорить с нашего соизволения.
Затем верховный судья перечислил поименно всех лордов-узников: Дервентуотер, Нитсдейл, Кенмур, Карнуорт, Нэрн и Уиддрингтон. Каждое имя он произносил так, что по залу еще несколько секунд блуждало эхо похоронного звона.
– Палата общин Великобритании, созванная на заседание парламента, обвиняет вас в государственной измене. Пункты обвинения были зачитаны вам ранее. Каждый из вас в отдельности признал свою вину и на этом основании приговорен к казни в соответствии с мерою преступления.
Признал вину? Признал вину! Выходит, пока Джейн хворала, Уильям уступил советам адвоката? В Джейн росла паника – теперь, конечно, нечего и думать о новом слушании, об апелляциях. Как наивна она была! Этот председатель суда пэров, этот Каупер, находится здесь нынче лишь затем, чтобы еще раз огласить «преступления» лордов-якобитов и решить, как бы поэффектнее с ними расправиться.
Пульс ускорился, даром что такое казалось невозможным; к горлу Уинифред поднялся комок, имеющий омерзительный кислый вкус – вкус страха. Будто завороженная злыми чарами, Джейн наблюдала за Каупером. Тот дозволил каждому из осужденных держать речь. Лорд Дервентуотер выступал первым – таково было распоряжение. Джейн поразили юный возраст и горячность этого богатого пэра, друга Саквилля. Суду он заявил, что участие в восстании было для него продиктовано чисто религиозными соображениями. С какой страстью говорил юный лорд о своей жене и маленьких детях, умолял верховного судью помнить о его близких при вынесении приговора! Дервентуотер также заверил собравшихся, что всей душой предан Британии.
Публика «разогрелась», загудела. Джейн не была уверена, что от тревоги разберет хоть слово из речи Уильяма. «Прояви раскаяние, – мысленно молила она. – Растопи каменное сердце верховного судьи».
Взгляд маленьких глаз лорда Каупера переместился на мужа Уинифред.
– А что скажешь ты, Уильям, граф Нитсдейл, в свое оправдание, какие аргументы приведешь, чтобы отстранить от себя карающую длань Правосудия?
Сесилия стиснула пальцы Джейн – мол, крепись, дорогая, я с тобой. Порыв достиг обратного эффекта – Джейн стало еще страшнее, она, затаив дыхание, следила, как Уильям расправляет плечи, поводит головой.
– Милорды, я уже говорил, что, будучи шотландскими пэрами, мы обязаны подчиняться клану. Возможно, следует признать наши представления о верности вассала феодалу, а не осуждать их. Мы – верные пэры Британии; если Британия будет иметь во мне нужду, я послужу ей. Я признаю себя виновным в том, что примкнул к восстанию, хотя, милорды, никогда не обольщался заключением, будто злоба и вражда способны решать проблемы. Вверяю судьбу его величеству королю Георгу. Хочу заверить многоуважаемых милордов, что никогда не злоумышлял и не строил козней ни против особы его величества, ни против правительства и ничего для этого не предпринимал. К армии, каковая состояла из моих соседей, я присоединился под влиянием порыва, руководствуясь единственно неразумною гордыней, притом я был одним из последних присоединившихся. Милорды! В Престоне генерал его величества вселил в меня надежду на то, что сдача на милость его величества есть первый и главный путь снискать милость его величества. Я сдался, милорды, под многократные заверения, и по сию пору полностью полагаюсь на палату общин, коя может ходатайствовать за меня перед его величеством. Твердо обещаю, милорды, весь остаток жизни моей служить его милостивому величеству верою и правдою, а также превозносить и восхвалять ваши имена, о добрейшие и благороднейшие милорды, вкупе с именами добрейших и благороднейших милордов – членов палаты общин.
Джейн вся сжалась, физически ощущая уязвленную гордость Уинифред. В то же время ей было по нраву, что Уильям борется за свою жизнь. Положа руку на сердце, Уинифред тоже не променяла бы истинного короля-католика на английском престоле на жизнь своего обожаемого супруга. Джейн почувствовала, как ослабло внутреннее напряжение – это отбросила религиозные принципы Уинифред. Принципы – но не решимость бороться до конца.